Корнет Звенигородский ежедневно через капитана Воеводина информировал Баташова о деятельности подозреваемого, его контактах на службе и вне, а также о его переписке. Но, несмотря на свой профессионализм, корнет, видимо, где-то допустил оплошность и вскоре начал замечать косые взгляды своего начальника. Мало того, полковник Мясоедов попытался избавиться от помощника, однажды намекнув ему, что не очень-то нуждается в его услугах.

Прекрасно понимая, что Звенигородский, не заручившись искренним доверием Мясоедова, просто не сможет эффективно выполнять поставленную перед ним задачу, Баташов порекомендовал корнету попытаться воздействовать на полковника психологически. Посоветовал написать ему письмо своему бывшему начальнику, причем довольно откровенного содержания.

На следующий день Звенигродский как обычно занимался в кабинете начальника разбором почты. Закончив свои дела, он, укоризненно взглянув на Мясоедова, задумчиво склонившегося над донесениями войсковых разведчиков, положил перед собой чистый лист бумаги, тяжело вздохнул и начал писать:

«Ваше превосходительство!

Хотя я и был огорчен переводом из Вашего подчинения в подчинение полковника Мясоедова, должен признать, что никогда еще не имел столь выдающегося начальника. Я счастлив, что мне выпала честь нести службу на благо нашей великой армии под началом этого фанатически преданного службе офицера. К сожалению, этот благородный человек, похоже, пока настроен не столь дружелюбно по отношению ко мне, но я молю Бога, чтобы г-н полковник скорее понял, какого хорошего друга и надежного помощника он может потерять, если не изменит ко мне своего отношения.

Я уверен, что с Вашими неограниченными связями в самых высших военных кругах Вам будет несложно найти достойное применение военного таланта этого незаурядного человека и способствовать его продвижению по службе. Я буду всегда…»

Тут Звенигородского отвлек его ординарец, и он спешно покинул комнату, оставив на столе недописанное письмо. Заглянув через несколько минут в замочную скважину, из которой предусмотрительно вынул ключ, корнет заметил, как Мясоедов с довольным видом читал оставленное на столе письмо. Только тогда он облегченно вздохнул, поняв, что благодаря простой хитрости, вовремя подсказанной ему генералом Баташовым, возможно, растопил холодок недоверия, неожиданно возникшего между ними.

Завоевав таким образом симпатию начальника, корнет уже без опаски просматривал всю его объемнейшую корреспонденцию. Еще до того, как доставить ее Мясоедову, он успевал записать все подозрительные адреса, выявить зашифрованные послания и составить представление о планах полковника на будущее. Таким образом, при необходимости, он мог заранее предупредить об опасности и сорвать планы подозреваемого в шпионаже офицера. В этом секретном деле корнету Звенигородскому помогал не один десяток агентов, которые и днем и ночью следили за всеми, кто хоть как-нибудь был связан с Мясоедовым. Целый штат сотрудников контрразведки под руководством капитана Воеводина денно и нощно анализировали свидетельские показания, расшифровывали тайнопись, изучали важные документы и вскрывали реальные факты из жизни подозреваемых. Так, по кусочкам, складывалась картина, представлявшая полковника Мясоедова далеко не в выгодном свете.

Частенько, направляясь с пластунами в разведывательные рейды в тыл противника, Мясоедов, глядя на казаков, которые беззастенчиво мародерствовали в опустевших немецких городках и поселках, не отставал от них, отбирая себе наиболее ценные вещи. Не брезговал он и настоящим грабежом в тех местах, где еще оставались в прифронтовой полосе жители.

По догу службы полковнику Мясоедову частенько приходилось навещать немногочисленные, отдаленные друг от друга прибалтийские мызы, с хозяевами которых у него еще в мирное время был налажен хороший контакт. Там он не только решал вопросы разведки, но и не забывал о себе, с выгодой реализуя добытые нелегким трудом вещи.

Несмотря на косые взгляды сослуживцев и слишком частые проверки аналитического отделения, которым он руководил, полковник Мясоедов даже не подозревал, что контрразведка ведет за ним планомерную охоту, основная цель которой – уличить его в шпионстве.

В конце декабря, перед тем как подвести итоги работы фронтового КРО, Баташов вызвал к себе капитана Воеводина, и они вместе попытались проанализировать всю полученную за последнее время информацию, касающуюся подозреваемого в шпионаже полковника.

– Конкретных данных и прямых доказательств против Мясоедова у нас на руках как не было, так и нет, – констатировал Баташов, ознакомившись с результатами наблюдения за подозреваемым и за людьми, с которыми он чаще всего контактировал. – На данном этапе можно предположить следующую версию его возможной причастности к немецкой разведке: 1) В связи с нарушением Мясоедовым многих правил служебного поведения жандармского офицера, а после увольнения в запас и некоторых статей существовавшего административного и уголовного законодательства, он мог попасть в поле зрения немецкой разведывательной службы и стать объектом вербовочной разработки с неизвестным нам пока исходом. В случае его вербовки на компрометирующей основе, дальнейшее поведение Мясоедова и, в частности, неоднократные и настойчивые попытки вновь поступить на государственную службу в подразделения, связанные с работой разведки и контрразведки, находят свое объяснение. Ведь одним из основных объектов проникновения любой спецслужбы являются аналогичные учреждения вероятного противника. 2) Вполне вероятно предположить, что Мясоедов до начала войны мог сотрудничать с разведкой Германии, пытаясь выудить побольше денег от своих хозяев, при этом намеренно не давая серьезной информации из страха быть разоблаченным. Кстати сказать, данный вариант в настоящее время довольно распространен, агентура вербуется, как правило, путем предложения хорошего денежного вознаграждения за услуги по сбору сведений в разведываемой стране. С учетом многократно явленной непомерной алчности Мясоедова такой вариант вполне возможен. И тогда становится понятным, почему мы смогли выявить только некоторые косвенные признаки его шпионской деятельности… А строить обвинение на таких доказательствах и неуверенных показаниях сослуживцев я считаю нецелесообразным. Такое дело быстро развалится на первых же судебных слушаниях.

– А что, если включить в дело злоупотребления Мясоедова по службе, допущенные еще в мирное время? Это можно трактовать, примерно так: «Находясь на службе в жандармском корпусе до 26 сентября 1907 года и с 27 сентября 1911 года по 17 апреля 1912 года, располагая по своему служебному положению секретными сведениями о наших вооруженных силах, Мясоедов, войдя в сношения с агентами иностранных правительств, передавал информацию этим агентам для передачи их правительствам, и в том числе германскому». К этому можно приложить докладную филёра о его неоднократном и продолжительном общении с офицером Генерального штаба Германии капитаном Николаи…

– На это наш фигурант может дать десяток самых разных оправдательных ответов, которые сведут на нет все приведенные нами выше доказательства, – нетерпеливо перебил Воеводина генерал. – Именно поэтому обвинение надо строить на его служебных упущениях военного времени.

– В таком случае, если не считать нескольких фактов мародерства и частых контактов с прибалтийскими немцами и евреями, больше