они пришли – на чердаки, в притоны и подвалы. «Июльскую революцию похоронили, заново замостив улицы», – это уже Бальзак-политик, кусавший локти, что не успел на баррикады в разгар разыгравшейся драмы. Зато сейчас он мог спокойно созерцать последствия того, что пропустил. А всматриваться пришлось… в пустоту.

«В октябре 1831 года Париж стал походить на казарму. Он грустит, лишенный удовольствий, литературы, денег, новостей и зрелищ». И за эту «казарму» парижане выходили с камнями на баррикады?! Было что-то обманчивое во всей этой тишине и скучном унынии. Неужели вновь обманули?

Обманули. И достаточно ловко, сохранив Трон (но без реальной власти), парламент (исключительно продажный) и карикатурное народовластие (без участия самого народа). Всё напоминало возвращение во времена Директории с её жаждой денег. На верхушке властной пирамиды вновь оказались банкиры и «акулы бизнеса». Жадные, хитрые и беспринципные. Только деньги! Остальное – просто так, игрушки, суета. Пусть даже кто-то живёт впроголодь. Тишина. Сейчас важнее всего лишь она – вплоть до мышиного писка, до звона в ушах. А всё потому, что тишину любят только они, деньги.

Итак, баррикады разобраны, а Трон… На троне этот, как его?.. Ну да, один из Бурбонов, правда, седьмая вода на киселе, Луи-Филипп, вернее – Луи-Филипп Первый, герцог Орлеанский. Первый ли, Второй – какая разница в конце концов!? Главное, чтоб тишина. Надёжная, звенящая, долгая; желательно – до скончания века. Чтоб никто не мешал. Ибо герцог Орлеанский – всего лишь ширма, вывеска, если хотите – некая дымовая завеса. Ведь правит Францией не он. Не он. Но кто?! Правят те, кто над Троном. После 1830 года у руля государства почти одни банкиры. А ещё лица, которые, пользуясь деньгами этих самых банкиров, ворочают миллионами. То есть банкиры и барышники – ростовщики, спекулянты, перекупщики, авантюристы и мошенники всех окрасов и мастей. Они и есть предприниматели.

Вообще, когда речь заходит о механизме, состоящем из тысяч шестерёнок, всегда имеется одна – наиболее важная, без которой невозможно заставить работать все остальные. Так вот, из всей теневой братии, стоящей над Троном, выделялся один, самый главный. Конечно же, француз; и, конечно, банкир. Самый заслуженный и пользовавшийся доверием большинства.

Речь о том, кто финансировал Июльскую революцию 1830 года. Его имя Жак Лаффит. Человек, осуществивший «три славных дня» и покончивший с Карлом X Бурбоном.

* * *

Всё получилось, как он хотел. Жак Лаффит обманул всех – павших на баррикадах и выживших, но вновь оказавшихся обманутыми. А потому – тишина! Забудьте про народные гуляния, фейерверки и бесплатное шампанское… Ти-ши-на. Везде и повсюду. Кто против – просто смутьян, для которого единственный путь – в каталажку. Обещанные маскарады и салют – всё потом, когда-нибудь. А сейчас ти-ши-на…

Что?! Вновь взбрыкнули лионские ткачи? К ногтю! Забыли г-на Фуше?! Уж он-то знал, как утихомирить непокорную чернь. Цыц, ти-ши-на. Глупцы, ведь Франция неслышно (буквально на цыпочках!) крадётся к своему мировому могуществу…

Сын бедного плотника, Жак Лаффит отродясь не думал, что ему придётся ворочать миллионами, и к своим восемнадцати годам мог сколотить табурет или кухонный шкаф не хуже своего отца. Да что там! Юному Жаку доверялось работать даже с заморским красным деревом. Однако стать профессиональным краснодеревщиком что-то однозначно помешало, после чего из родного Байонне плотник подался за лучшей долей в столицу.

Некоторые пишут, что Лаффит с юности мечтал стать банкиром. Вовсе нет. Хотя юный подмастерье имел одну важную черту, столь необходимую в бухгалтерском деле: бережливость. Она-то и сделала его тем, кем он стал.

Очутившись в Париже, безработный плотник долго не мог найти приспособления своим способностям, пока не очутился на пороге банкирского дома Жана-Фредерика Перрего. На дворе 1787 год, считаные месяцы до сноса Бастилии, всеобщего хаоса и появления «госпожи Гильотины». Но пока относительно тихо; лишь в рабочих кварталах по-прежнему шалят грабители.

У мсье Перрего всё чинно и ладно, ведь деньги любят тишину. Все более-менее важные частные контракты, а также дипломатические переводы, купля-продажа, а также миллионные кредиты – через банк Перрего. Доверяют не столько банку, сколько самому хозяину, имевшему серьёзных покровителей как во Франции, так и за её пределами. Даже деятели американской Войны за независимость – маркиз де Лафайет и Томас Джефферсон – решают свои финансовые вопросы в Европе исключительно через банк Перрего.

И вот однажды здесь появляется никому не известный приезжий, пожелавший работать в столь престижном учреждении. Но кем он видит себя в стенах банка? Плотником-краснодеревщиком? Курьером? Уборщиком? Принято считать, что Жак Лаффит пришёл наниматься чуть ли не бухгалтером. С чего бы вдруг? Поэтому будем объективны: парнишка явился в банк для устройства хоть кем. Ведь в серьёзном учреждении и зарплата соответствующая. Аксиома. Ничего удивительного, что плотника отправляют куда подальше. И он уходит. Туда, куда послали. Потому что привык, ведь не впервой.

А дальше произошло нечто непредвиденное. Выйдя из здания, юный Жак, выставленный вон, вдруг приметил между булыжниками, которыми был вымощен двор, какой-то блеск, после чего наклонился и подобрал… булавку. Да-да, уважаемый читатель, именно булавку, коими в те годы клерки скрепляли деловые бумаги. Ну и что, спросит кто-то. А то, что всё это время за молодым человеком внимательно наблюдали два глаза: то был острый взгляд банкира Перрего. И увиденное его немало озадачило. Только что вышедший от него юноша, заметив на земле булавку, поднял её и, сдунув всё лишнее, аккуратно приколол к своему сюртуку.

– Вернуть! – властно гаркнул банкир, повернувшись к своему помощнику.

– Кого? – подбежал к патрону взволнованный секретарь.

– Вон того малого, который только что вышел из здания банка, – показал Перрего через окно на человека во дворе. – Вернуть и привести ко мне в кабинет. Немедленно!

Через минуту Жак Лаффит уже стоял перед могущественным банкиром. Глядя на растерявшегося посетителя, хозяин кабинета был доволен: из этого экономного клерка впоследствии может получиться неплохой помощник. Правда, придётся поработать: тихая работа с деньгами сильно отличается от визга пилы и ударов молотка…

Банкир Перрего не ошибся. Сделав скрупулёзного и трудолюбивого клерка приказчиком, очень скоро в лице последнего он обретёт гениального заместителя. В годы Великой французской революции именитый банкир с головой окунётся в дела насущные, финансируя то тех, то этих. Мало того, Перрего поступит на военную службу и даже возглавит 9-й батальон 4-й дивизии.

Однако Революция всё больше и больше разочаровывала. Не пора ли спустить паруса, засомневался отчаявшийся банкир. И начинает прокручивать через свой банк «вражеские» деньги англичан, направленные против якобинцев. На чём, собственно, и попался. Оказавшись