Женщины – но не их мужья! Для справки, к середине XIX века в Париже, по данным полиции, насчитывалось 34 тысячи проституток и 200 борделей, которые посещала четверть мужского населения города{148}. Обманутый муж, убивший неверную жену, освобождался от наказания; в то время как любое противоправное действие со стороны обманутой жены строго преследовалось по закону. И где здесь равноправие? Потому что мир – исключительно для мужчин, но никак не для женской, не стоящей внимания, половины. Ведь женщины в этом мире всего лишь парии.

А жить хотелось! Чтоб надышаться и вдосталь отлюбить. Когда кругом лицемерие и обман, не лучше ли, сбросив пелену условностей, броситься на шею не опостылевшего мужа, а тому, кого любишь?.. Мужчины сильно ошибались: женщины не такие уж простушки, какими их хотел бы видеть обманчивый социум. И делать из них глупых и бездушных манекенов – несусветная глупость: они такие же, как их мужья. Невинная девушка невинна лишь в глазах её будущего мужа; однако «чистота» отнюдь не касается её ума. Кто сказал, что женский ум – не мастерская дьявола? Даже будучи невинной, иная девушка знает гораздо больше, чем дюжина безусых юнцов. Только стоит ли об этом высказываться вслух? Ведь засмеют, задразнят, а то и вовсе начнут сторониться. Молчание – золото, вылетевшее слово – серебро.

Женщина – такой же свободный человек, как и мужчина. И, конечно, отнюдь не рабыня! И это главный постулат от Оноре де Бальзака. Брак лишь приложение к природе человека; только относясь к женщине по-человечески, то есть видя в ней равного партнёра, мужчина способен сделать её по-настоящему счастливой. Впрочем, как и сам брак. И разве «просвещенный» медовый месяц не предвестник будущего удачного брака? – задаётся вопросом Бальзак. Мужчины – глупцы! Они даже не представляют, насколько женщины любят быть обворожительными и предаваться удовольствиям. Семейный гнёт и насилие убивают самое ценное в жене – способность подарить истинное наслаждение, которое не в силах дать ни кокотка, ни гризетка.

Семья – всего лишь условный ограничитель того, на что способна свободная от предрассудков женщина. Удовольствия для неё не менее важны, утверждает Бальзак, чем сам брак, а также рождение и воспитание детей. Брак – лицевая сторона отношений; удовольствия – оборотная. Чувственные отношения – вот соль вопроса. Без них нет и брака. А потому нужно уметь любить и быть любимым. И для этого, поучает автор, нужно совсем немного: стать внимательнее к собственной жене.

Вот такой «еретизм». Неслыханно. Обличителя – к ответу! А то и вовсе… на костёр!

Оноре не против. И словно в насмешку пишет: «Талант мужа проявляется в его умении находить новые способы ласки и оригинальное выражение своих чувств. Свое “дерзкое сладострастие” он должен посвящать жене, а не куртизанкам»{149}.

Хорошенькое дельце… На костёр!

Бальзаковская «Физиология» перевернула людское мышление, явившись некой искрой для революционного переворота. Сам того не ведая, доселе скромный романист явился предтечей Июльской революции 1830 года, создав (и это вряд ли преувеличение) своего рода предреволюционную ситуацию.

«Физиология брака» явилась булыжником, который, грохнувшись о водную гладь социума, вызвал на внешне спокойной поверхности небывалую волну. Первоначальная оторопь при виде цунами быстро сменилась восторгом читателей. Общество вздрогнуло. Даже самая его недосягаемая часть – близ Трона и вокруг. Брюзги забрюзжали, толстосумы заёрзали, домохозяйки зааплодировали. Новая книга кого-то позабавила, кого-то заинтриговала. Но основная часть французов, как выяснилось, задумалась. Невероятно, им впервые напрямую выложили то, что на самом деле происходило: правду. Без всякого лоска, прикрас и умалчиваний; с мельчайшими подробностями и деталями. По сути, женскую душу вывернули наизнанку. Такого ещё не бывало!

Роман не был никакой предтечей революции: он стал её составной частью.

* * *

Почти шестилетнее правление Карла ни к чему хорошему не привело – разве что к ещё большему раздражению в обществе. А всё потому, что очередной Бурбон оказался крайне недоговороспособным. Тронная речь короля 2 марта 1830 года на сессии палат парламента поразила парижан своей непримиримостью к мнению законодателей и желанием единоличного правления. Монарх открыто угрожал прибегнуть к чрезвычайным мерам, если парламент вдруг заупрямится и будет «создавать препятствия для его власти». Кончилось тем, что в середине мая Карл X распустил палату депутатов.

Искрой, взорвавшей французский социум, послужили подписанные Карлом X правительственные указы (так называемые ордонансы Полиньяка[46]), согласно которым распускалась палата представителей, ужесточалось избирательное право, существенно ограничивалась свобода слова и восстанавливалась жёсткая цензура.

И запылало! 27 июля 1830 года на улицах Парижа появились баррикады, на которых завязались кровопролитные бои[47]. Однако уже на следующий день многие солдаты, отстаивавшие до этого власть легитимистов, с оружием в руках начали переходить на сторону восставших. 29-го числа бунтари захватили Лувр и Тюильри; 30-го над королевским дворцом взвился французский триколор.

2 августа Карл X отрекся от престола в пользу сына Людовика, а чуть позже – своего малолетнего внука Генриха, назначив регентом при нём Луи-Филиппа, герцога Орлеанского. Палата депутатов провозгласила герцога наместником королевства. «Трёх славных дней» хватило, чтобы на французском троне появился представитель орлеанистов – «король-гражданин» Луи-Филипп I.

Что изменилось? Совсем немного. Король по-прежнему обладал всей полнотой исполнительной власти и осуществлял законодательную власть совместно с двухпалатным парламентом; причём палата пэров формировалась монархом по собственному усмотрению, а палата депутатов избиралась населением, для которого вдвое понижался имущественный ценз, а возрастной становился в тридцать (вместо сорока) лет. Однако простые работяги и мелкие собственники оставались лишены права голоса. Несмотря на то что провозглашалась свобода слова и отменялась цензура, стачки и рабочие союзы опять-таки оказались под запретом. А для всех недовольных – официальный флаг Франции: как уже говорилось, им вновь становился национальный триколор.

Что на выходе? Реставрация Бурбонов почти незаметно мимикрировала в Июльскую монархию. Во Франции установилось по сути своей президентское правление. А на площади Бастилии была заложена Июльская колонна. От всего этого ничего не изменилось: власть от непосредственно Бурбонов перешла к его младшей ветви – Орлеанскому дому[48].

Finita la commedia.

* * *

Негативное отношение Бальзака к браку как к социальному институту сформировалось не на пустом месте. Перед его глазами произошла катастрофа семейной жизни младшей сестры Лоранс, чей деспотичный муж свёл несчастную мать двоих малолетних детей в могилу. Да и другая сестра, Лора, когда-то жизнерадостная и амбициозная девушка, в браке превратилась в замкнутую, скучную домохозяйку.

Тысячи семей являли собой некий симбиоз насилия и послушания. Зачастую этот симбиоз дополнялся новыми фигурантами – любовниками, превращавшими две параллельные линии в семейный треугольник, а то и в