Шрифт:
Закладка:
Подобное – просто чудовищно! Этот Бальзак – да он еретик! И место такому – только на сковороде с кипящим маслом в аду…
Книгу продолжали вырывать друг у друга. Иногда просто сжигали. Но чаще – читали, читали, читали… До дыр.
* * *
Что же произошло? Почему так всколыхнулось французское общество?
Отгадка проста: Бальзак ударил по запретному. Всегда тяготевший к мистико-эротической тематике, романист обожал эквилибрировать по тонкой грани, касающейся семейного адюльтера и любовных интриг – всего того, что в обществе считалось недопустимым, а зачастую и запретным.
«Запретный плод сладок» – цитата, родившаяся задолго до описываемых событий; вообще, это библейская фабула. Взращённый на постулатах монахов-ораторианцев Оноре, будучи в душе бунтарём и, как он сам признавался, неисправимым грешником, являлся сторонником скидывания оков, ограничивавших не только свободу слова, но и мысли. И это при том, что к своим тридцати годам он превратился почти в консерватора и убеждённого сторонника иезуитов. Надо думать, идеи Макиавелли («иезуита до мозга костей»!) Бальзаку также не были чужды.
Играть на запретном – занятие всегда опасное, хотя и достаточно эффективное для достижения цели. Выйдя на золотоносную жилу всеобщего обожания, Оноре уже не страдает от комплекса нравственности и морали: он метко стреляет в мишень, попадание в которую приносит приличный куш. Название мишени со стопроцентным призом – адюльтер.
Итак, всё, что касалось семьи до этого, являлось, по сути, табу. И гарантами такого положения вещей служили Монарх, Церковь и действующее законодательство, то есть Закон. C’est la vie, соглашались французы, не забывая при этом цитировать Шекспира, что мир театр, а люди в нём актёры. «Театр» заключался в том, что была жизнь внешняя (читай – фасад) и истинная (задний двор). И если скучный «фасад» никого особо не привлекал, то «задний двор», да ещё через замочную скважину… Вот она, мишень!
Повседневная семейная жизнь (по крайней мере – её «фасад») была скучна, сера и безрадостна. Ибо зачастую являлась результатом расчёта и выгоды. Юная девушка выходила замуж за богатого старика; молодой бонвиван увивался за старухой-ростовщицей; разорившийся граф соглашался на брак с дочкой успешного земельного спекулянта, а танцовщица выскакивала за престарелого банкира… Этакая круговерть выживания и подчинения. «Фасад».
Впрочем, на фоне «всеобщей мерзости» имелось и кое-что другое – желание любить и быть любимым. Начало XIX века – эпоха трактатов, или кодексов, которые по аналогии с «Гражданским кодексом» стали своего рода правилами поведения или инструкциями для исполнения. Появившиеся как грибы после дождя, они охватывали почти все стороны жизни. Судите сами: «Холостяцкая жизнь», «Супружеская неверность», «Дуэльный кодекс» и тому подобное. О «Камасутре» с картинками, надо думать, никто даже не догадывался; а если нечто подобное и доходило до жадных мужских глаз, то наверняка считалось чем-то мерзопакостным и опять же – запретным.
Впрочем, многое дополняло воображение. Оно же, воображение, помогло 25-летнему Оноре написать трактат о любви, который он сам же и напечатал в своей типографии. А уже через пять лет появляется «Семейный кодекс». И лишь после этого родилась «Физиология брака». Что было потом – мы знаем.
* * *
Новая книга Оноре, вышедшая из печати в последние дни ноября 1829 года, утверждала, что брак – лицемерное порождение общества. И когда Бальзак, высказав запретное, привлёк к себе внимание, тут-то и началось!
Здесь следует заметить, что одновременно с «Физиологией» Бальзак издаёт «Сцены частной жизни», куда из шести предполагаемых рассказов к концу 1829 года он успеет написать лишь половину: «Дом кошки, играющей в мяч» («Le Maison du Chat-Qui-Pelote»), «Супружеское согласие» («La Paix du Ménage») и «Загородный бал» («Le Bal de Sceaux»). В «Сценах» автор продолжает начатую им тему неудачных браков, где описывает необдуманные поступки легкомысленных женщин и ошибки корыстолюбивых мужчин. Бальзаку очень реалистично удаётся нарисовать «правдивую картину нравов, которую добропорядочные семьи стараются скрыть от постороннего взгляда».
На следующий год «Сцены частной жизни» пополнят «Гобсек» («Gobseck»), «Вендетта» («La Vendetta»), «Побочная семья» («Une Double Famille»), «Силуэт женщины» («Étude de Femme») и уже упомянутая нами «Тридцатилетняя женщина», над которой автор работал целых пять лет (с 1829 по 1834 год), превратив, по сути, в большой роман. Стоит ли говорить, что все эти сочинения также о проблемах брака; достаточно сказать, что бальзаковский «Гобсек» имел первоначальное название «Опасности безнравственного поведения».
Условности, навязанные чопорным обществом, французам откровенно надоели. Свобода слова напоминала голодную волчицу, обложенную со всех сторон охотничьими флажками: следовало плестись исключительно прямо – под ружейные дула, то есть навстречу собственной погибели. Но ни в коем случае влево или вправо, куда категорически запрещалось.
Так вот, условности обрыдли. Брак в глазах обывателя виделся этаким кошмаром, который, начавшись с криков боли и мучений, превращался в многолетнее истязание одного над другим, как правило, мужчины над женщиной. Равнодушие, многочисленные роды и супружеские измены – всё это отнюдь не укрепляло брачный союз, зачастую превращая его в клетку. Даже если у кого-то клетка была золотая, это не решало главную проблему брака: существовавшее неравенство. Клетка, сотканная из мужского деспотизма, лицемерия и жестокости, превращала женщину в обычную вещь – такую же, как стол, стул или продавленная ненавистная кровать, которая ближе к ночи выглядела топчаном для пыток (чем не доска гильотины?).
Несчастных супругов сотни тысяч по всей стране. Этаких «сожителей по обстоятельствам», мечтающих, чтобы когда-нибудь всё изменилось к лучшему. Хотя мечталось только об одном – о взаимной любви.
Условности лишали свободы, превращая жизнь в замкнутый круг. Бунтарей объявляли вне закона, а попросту – чуть ли не еретиками, почти как в Средние века. Правда, имелось одно обстоятельство. Навязанные условности почти не касались мужчин, которые, в отличие от слабой половины, могли позволить себе многое из того, что было априори недопустимо для женщин. Например, интимная связь на стороне. Прелюбодеяние – страшный грех, осуждаемый с ветхозаветных времён. Грешили всегда и везде. Причём жертвой грехопадения во все времена становилась опять-таки женщина. А потому считалось, что всё это про них – заблудших, коварных и… склонных к этому самому прелюбодеянию. За что и рассчитывались несмываемым позором, отлучением от Церкви, тюремным наказанием (во Франции – от трёх месяцев до двух лет), побитием
