Какой же вывод делает из всего сказанного сам Бальзак? Если мужчина – тиран, а женщина – жертва, следовательно, свадьба – не что иное, как всего лишь спекулятивная сделка. Вольно или невольно автор подводит к теме узаконивания разводов. К чему, к слову, вполне лояльно относились во времена Республики, когда супружеские обязанности рассматривались как отрицание свободы. Но в марте 1816 года Реставрация быстро поставила на всём этом крест, вернув основы семейного кодекса времён Старого режима.

«Когда ты решил жениться… не совершай легкомысленно этого шага, самого серьезного из всех, к каким нас обязывает общество. Постарайся тщательно изучить характер женщины, с которой ты собираешься себя связать… Отсутствие взаимного понимания между супругами, какой бы причиной это ни вызывалось, приводит к ужасным несчастьям: рано или поздно мы бываем наказаны за неповиновение социальным законам» («Побочная семья»).

* * *

«Физиология брака» и «Сцены частной жизни» сделали Бальзака тем Бальзаком, которого сначала узнала вся Франция, а потом и весь мир. По крайней мере, именно с этих сочинений началось триумфальное шествие Бальзака-писателя. Однако даже для самого автора случившееся оказалось неожиданностью. Его великолепные «Шуаны», потребовавшие титанических сил, заинтересовали читателей лишь после оглушительного успеха «Физиологии» – книги, к которой Оноре относился весьма критически, написав её как бы между прочим в виде собрания смешных житейских анекдотов и прочих «озорных» рассказов.

Тем не менее сочинение о браке оказалось слишком социальным. И в этом заключался его главный секрет, обеспечивший столь громкий успех. Но, как и следовало ожидать, за успехом последовал нешуточный скандал. Определения «безобразие» и «разврат» в адрес очередного творения Бальзака со стороны Церкви и властей оказались самыми невинными. Достаточно сказать, что в одном из писем старого школьного друга Оноре он намекнул, что из-за нашумевшей книги товарища… отложил собственную свадьбу{153}.

Молодая баронесса Аврора Дюдеван, имевшая, как известно, серьёзные проблемы, связанные с вопросами пола (к слову, обожала одеваться в мужскую одежду – и это в тридцатые годы XIX века!), – так вот, она с негодованием писала по поводу книги Бальзака: «Бальзак достиг высот славы, описав любовь солдата к тигрице и любовь художника к кастрату»{154}.

Аврора, Аврора… Вот и у Бальзака ей, видно, показалось что-то не так; а если и поняла, то опять же в каком-то вымороченном свете. Хотя женщине, решившейся сменить тугой корсет и платье на просторный жилет и мужские панталоны, а нежное имя Аврора – на мужское Жорж, – вряд ли могла понравиться чья-то слава, ставшая результатом описания любви противоположных полов. Тем более что в труде Бальзака проглядывалась попытка публичной эмансипации угнетённых членов общества (женщин). Аврора Дюдеван, ставшая на страницах своих книг Жоржем Сандом, скорее, видела эмансипацию в другом: самой (или самому?) занять сторону сильнейшего. Не это ли и есть «любовь художника к кастрату»?

Пусть так. Только для самих женщин жеманницы а-ля Жорж Санд оказались всего лишь болтливыми сороками, чьи рассуждения, в общем-то, были не в счёт. Ведь они, женщины, наконец обрели кумира! И от этого, казалось, обезумели.

Бальзака завалили письмами. Десятки писем в день! С выражениями искреннего восхищения его талантом и поклонения. Любовные. Любопытствующие. Провокационные. Надменные. Требовательные. Укоризненные. Обличительные. Негодующие. Истеричные. Развязные. Угрожающие… Всякие. И их было очень много.

Ф. Тайяндье: «…Публика читала его с увлечением, многие взахлёб. О восторге читателей свидетельствуют их письма автору, многие из них – от женщин, которых восхищала точность его наблюдений и суждений об их психологии, чувствах, о браке, о любви. Он с наслаждением вдыхал фимиам, который они ему курили, и отвечал им со всевозможной учтивостью. Но при этом не спешил завязывать со своими корреспондентками личные знакомства из опасения встретить какую-нибудь сумасбродку или вздорную особу…»{155}

Впрочем, одними письмами дело не ограничивалось. Дамы прознали и про укромное жилище кумира на улице Кассини. После чего последовало самое неприятное: начались паломничества в дом писателя – туда, где он пытался спрятаться от всех и вся, и что ему до этого не так уж плохо удавалось. Но скрыться от женского вероломства оказалось невозможно: самые отважные проникали к нему даже через окно; было бы можно – спустились бы через каминную трубу. Каждой из них хотелось лично увидеть, услышать и познакомиться со знатоком женских душ. А заодно… прикоснуться к взошедшей «звезде».

Если верить Цвейгу, некоторые из этих «искательниц приключений», пришедших вслед за своими анонимными письмами, «прикасались» настолько тесно, что «одна из них унесла оттуда даже внебрачного ребенка»{156}.

Некто Фонтане, впервые увидевший Бальзака в 1831 году в салоне художника Жерара, вспоминал: «…Там был и г-н де Бальзак; мне наконец удалось увидеть новую звезду, обязанную своей литературной славе “Физиологии брака”. Здоровяк с ясными глазами, в белом жилете, он держится как знахарь, одевается как мясник, выглядит как позолотчик – в целом впечатление внушительное»{157}.

«Физиология брака», подводит черту Г. Робб, «…стала фейерверком, брошенным к ногам степенного общества, которому еще предстояло довольно быстро оправиться после Июльской революции. Это был арьергардный бой, замаскированный под развлечение. Может быть, больше всего возмущало публику то, что Бальзак нашел свою подлинную аудиторию в том подавляемом большинстве, которому он явно не рекомендовал читать “Физиологию”: женщин»{158}.

* * *

К огорчению самого Оноре, «Физиология» и «Шуаны» как коммерческие проекты не принесли их автору ничего. Обе книги не окупали даже платы за жильё. Однако это ничего не значило. Бальзаковский ход конём оказался победоносным стратегически: проиграв единичные стычки, писатель выиграл основное сражение. Новые литературные работы принесли ему неслыханный успех и сделали по-настоящему знаменитым. Всё остальное теперь уже меркло за ненадобностью, ибо завоёванная с боем известность оплатится сторицей.

Уже через год «Шагреневая кожа» принесёт Бальзаку почти 5 тысяч франков. И этот «снежный ком» популярности, даривший ему неплохие дивиденды, будет только нарастать. Финансовое благополучие окажется лишь делом времени.

«Раньше или позже я сколочу себе состояние – как писатель, в политике или журналистике, при помощи женитьбы или какой-нибудь крупной сделки»{159}, – напишет он матери.

Смешно. Оноре по-прежнему сомневался в своём литературном даре, надеясь когда-нибудь податься в политику. Но нет! Литература уже никогда не отпустит его. Оноре де Бальзак станет настолько популярным, что блеск его таланта надолго затмит свет Гюго, Ламартина и даже Виньи. Возможно, потому, что творчество романиста полюбила самая читающая часть общества – женщины…

«…Люди 1830 года, – пишет Жорж Санд, – были так же дурны и