Шрифт:
Закладка:
«Кантиги» – замечательное по яркости и выразительности произведение поэтического, музыкального и изобразительного искусства: текст, организованный по строфам с повторяющимся рефреном в честь Девы, был записан на пергамене, положен на музыку и снабжен знаменитыми полихромными миниатюрами. Кантиги были созданы так, чтобы их можно было воспринимать очень разными способами и посредством разных чувств: петь и слышать, видеть в вербальном тексте и в иллюминации, воспринимать содержательную часть – то есть историю о чуде, сотворенном Девой. Чаще всего действие коротких «историй», из которых состоят «Кантиги», происходит в повседневном пространстве обычной человеческой жизни, что принципиально важно для темы настоящего исследования.
Рассмотрим одну, 169-ю кантигу[699], в которой повествуется о чуде, сотворенном Девой для одной церкви в Мурсии. Эта кантига интересна по нескольким причинам. Во-первых, важными персонажами, определяющими ход сюжета, здесь являются два христианских государя – кастильский и арагонский. Во-вторых, в этой кантиге отражены взаимоотношения королей и их подданных мусульман. В-третьих, рассказ здесь ведется от первого лица, что создает отчетливое впечатление истории, пережитой рассказчиком лично и притом в недавнем прошлом, а эту кантигу относят к той части «Песен», в создании которой участвовал сам король Альфонсо Мудрый и учитывались факты его биографии. Наконец, в‑четвертых, король Хайме I Арагонский (1208–1276) изображен художником на одной из миниатюр 169-й песни, и этот «портрет» монарха принято считать единственным прижизненным, что должно было усиливать впечатление современности событий повествования нарративу о нем. Все вышесказанное означает, что художественный «текст» во всех своих элементах вербального и визуального отразил те реалии, которые были понятны поколению его создателей. Эти элементы не были по своему характеру ни умозрительными, ни «сказочными» или «мифическими», хотя и оказались вплетены в качестве строительного материала в специфический нарратив сакральной природы.
Итак, кантига 169 повествует «о чуде, которое совершила Святая Мария в одной своей церкви, что в мурсийской Arreixaca, о том, как мавры сговорились, да не смогли ее разрушить» (dun miragre que fezo Santa María por ha sa eigreja que é ena Arreixaca de Murça, de como foron mouros acordados a destruir e nunca o acabaron). «Король-певец» рассказывает о том, что Господь даровал ему Мурсию, во множестве населенную маврами, и что в их пределах находилась церковь Св. Марии, в которую ходили пизанцы, генуэзцы и люди с Сицилии. Мавры вознамерились разрушить эту церковь и обратились за помощью к самому королю Альфонсо, который описал это так: «много раз просили меня, чтобы повелел совершить это, убеждая меня, что совершить это будет благом…» (muitas vezes me rogavan poren que o fazer mandasse, mostrando-mi que ben era que o fazesse…) Хотя кастильский король благосклонно принял их просьбу, маврам не удалось исполнить задуманное. Тогда, спустя долгое время, они обратились к арагонскому монарху, славному дону Хайме, покорившему мусульманские земли Мурсии и Севильи. И вновь, получив высочайшее согласие, мавры не смогли ничего поделать с церковью. Когда по прошествии времени король Альфонсо был в Мурсии, в самом местечке Arreixaca, мусульмане альхамы (общины) в третий раз приступили со своими просьбами. Настойчивость мавров сильно опечалила государя, поскольку церковь незадолго до того, была заново покрашена (mas mui greu me foi, pa era toda de nova pintadilla).
В соответствии со всей риторикой песни, церковь, которую хранила Дева, пребывала нетронутой: маврам не стал помогать даже мавританский король, в котором они тоже пытались найти поддержку перед последним своим визитом к кастильскому монарху – мавританский король отказал им и предостерег совершать дурное против Мариям. Более того, храм остался невредимым и после нападения на Мурсию марокканского эмира Абу Юсуфа.
Как известно, текст «Кантиг» по распоряжению короля был парадно оформлен с богатой иллюминацией, а после кончины государя использовался при праздничных богородичных службах в соборе Севильи. Важнейшим элементом для нашего исследования является изобразительный материал кантиги 169 (ил. 9 во вклейке). Ее текст был украшен миниатюрой в шесть полей, которые в свою очередь уже при помощи визуальных средств, подобных агиографической иконографии, рассказывали историю о маврах, побывавших при дворах кастильского и арагонского монархов, мавританского короля, и затем вновь – кастильского (4 поля). Еще на двух полях была изображена церковь Св. Марии в городском ландшафте.
На всех четырех полях, где были представлены варианты аудиенций, мавры были показаны одинаково: коленопреклоненными просителями. Миниатюра с Хайме I Арагонским была к тому же наделена разъяснительной надписью примечательного содержания: «Como os mouros pediron merced al rei don james daragon» – «как мавры просили милости у короля дона Хайме Арагонского». Если эту миниатюру читать, вырвав ее из контекста рассказа о чуде и из визуального ряда, созданного вместе с другими миниатюрами, то она может выглядеть как рассказ о помиловании покоренных мусульман королем-победителем. Однако, учитывая содержание вербального текста песни, очевидно, что речь идет о представителях мусульманской общины, по собственной инициативе прибывших ко двору монарха с прошением, притом щекотливого содержания. Коленопреклоненная поза мавров в иконографии миниатюры обозначала не пленников, преступников или впавших в немилость иноверцев, чью участь решал восседавший на троне король, а просителей, свободных в своем поиске королевской милости.
На миниатюрах кантиги 169 христианские государи Альфонсо Х и Хайме I не были изображены как победоносные венценосные воины или карающие неверных короли-рыцари. Напротив, иконография миниатюр в этом смысле весьма отчетлива: Альфонсо Х и Хайме I являли собой образ «добрых сеньоров» и «справедливых правителей»[700]: они восседали на престолах с геральдическими атрибутами, облаченные в геральдические одежды, увенчанные венцами, при придворных, которые тоже были убраны в платья с геральдическими символами. Позы, которые были приданы царственным персонажам, были призваны выразить единственно идею justitia regis: корпусом фигуры были фронтально развернуты к зрителю, взирали с царственного места, повернув голову в сторону просителей и благосклонно простирая к ним десницу, в то время как шуйца упиралась в бедро. Обладающие властью, милосердные и дарующие милости христианские короли принимали петиции своих подданных-мавров и являли им свое благоволение. Композиция двух миниатюр с христианскими королями отличалась от композиции миниатюры, на которой был изображен мусульманский владыка: его фигура была дана в три четверти, обращенной к просителям с предостерегающе воздетой вверх левой рукой и поднятой правой.
Визуальный и вербальный тексты вместе дают возможность
