– Ответь, у нас вся ночь впереди. – Я в ободряющем жесте погладила его плечо.

Наклонившись, Зак коротко поцеловал меня и провел пальцем по экрану, принимая вызов.

Из динамика раздался голос мисс Калиф. Она быстро затараторила на французском, и Зак нахмурился. Выражение его лица посуровело, руки напряглись, глаза округлились, а кожа приобрела болезненный землистый оттенок.

Я резко села, понимая, что случилось что-то серьезное.

– Où est Riri? Quoi avec elle?[25] – Голос Зака был полон боли и ужаса.

Страх закрался в мое сердце. Неужели что-то с Рири?

Закончив разговор, Зак отбросил телефон на кровать. Подтянул колени к груди, уткнувшись в них лбом, и схватился за голову обеими руками. В голове пронеслась мысль, что такую же позу он принимал, когда пытался защититься от ударов отчима. В горле встал горький ком размером с теннисный мяч.

– Зак, что случилось?

Он с тяжелым стоном вздохнул, и его плечи содрогнулись. Он резко вскочил с кровати и поспешил к выходу, даже забыв взять телефон.

– Зак, пожалуйста, постой. – Я нагнала его у двери и схватила за ткань футболки. Он смотрел на меня обезумевшим взглядом, в котором… – Зак? – в ужасе прошептала я, когда по его щеке скатилась крупная слеза.

– Рири в больнице. – Он дрожал от тревоги. – У нее перелом позвоночника.

Глава 22

Зак

До больницы, в которую отвезли Рири, мы доехали за сорок минут. За рулем сидела Тина. Она не задавала лишних вопросов, не лезла с непрошеными утешениями и говорила только по делу, за что я был ей благодарен. Я чувствовал себя так, словно меня кувалдой ударили, а потом бросили под поезд, хотя это было бы более желанным, чем то, что я услышал от мамы.

Рири упала с велосипеда.

Я не стал узнавать подробности. Одной лишь фразы про перелом позвоночника хватило, чтобы похоронить меня заживо.

Моя любимая сестренка.

Мой солнечный лучик.

Моя крошка Рири.

Это я научил ее кататься на велосипеде. Это я купил ей на прошлый день рождения подержанный велосипед, чтобы она могла ездить в школу и на тренировки по карате.

Я стал причиной ее страданий.

В приемной больницы мы встретили тетю Лайлу и Тэри. По их словам, мама была с Рири в операционном отделении.

– Я должен увидеть Рири, – сказал я, даже не поздоровавшись.

– Она на операции. Скоро подойдет доктор, и тебе, как близкому родственнику, наверняка разрешат подняться к ней, – заверил Тэри, а тетушка Лайла приобняла меня за плечи.

Я ответил на ее объятия. Старые обиды сейчас не имели значения. Я даже не стал противиться, когда меня обнял Тэри. Более того, я был благодарен ему за то, что он примчался в больницу сразу, как только узнал о случившемся. Все это время Тина держала меня за руку и большим пальцем поглаживала ладонь, даруя тепло и не позволяя сорваться в пропасть отчаянья.

– Как все…

Я не смог закончить вопрос. Горло сжал спазм, и я знал: если бы продолжил говорить, точно бы разревелся. От одной только мысли, что моя маленькая Рири лежит сейчас без сознания с переломанным позвоночником, мне хотелось сдохнуть.

– Она опаздывала в школу и решила поехать через парк, чтобы срезать путь, – начал Тэри. – По словами очевидицы – она же и вызвала 911, – на дорогу выбежала собака. Рири хотела свернуть, но ехала слишком быстро и, не справившись с управлением, съехала на обочину. Там был пригорок с неровным участком земли. Она перевернулась вместе с велосипедом и упала на камни. Врач сказал, ее жизни ничего не угрожает, но…

– Но что?

Я нервно закусил нижнюю губу, да так сильно, что чуть не вырвал пирсинг.

Тэри склонил голову набок и пнул носком кроссовки стену, выкрашенную в уродливый голубой цвет.

– У нее поврежден нижний отдел позвоночника. Врачи делают все возможное, но есть вероятность, что Рири не сможет ходить.

Тетушка Лайла сидела на темно-коричневом диване и, согнувшись, нервно постукивала длинными ногтями по журнальному столику. Прерывистое дыхание Тины опаляло мое ухо и щеку, а ее теплые пальцы безустанно гладили мою ладонь. Тэри, прислонившись плечом к стене, постукивал резиновой подошвой кроссовки по отполированной до блеска плитке. Рядом за стойкой сидела сотрудница больницы и громко клацала компьютерной мышкой, а вокруг туда-сюда сновали доктора и медсестры. Однако все эти звуки потонули в моей голове. Там зловещим ударом молотов бились ужасающие мысли.

Рири останется инвалидом. Она не сможет больше бегать и прыгать, заниматься любимым карате и танцевать забавные танцы, подражая видео из «ТикТока».

Я прижался спиной к стене и сполз на пол, спрятав лицо в ладонях.

– Зак… – Тина погладила мои волосы. – Наверняка есть реабилитационные центры, нужно изучить этот вопрос. Я уверена, что выход есть, обязан быть. Сабрина сильная девочка, с ней все будет хорошо.

Я ничего не ответил. Просто не мог. Горло будто стянули ремнями, а язык пришили к небу.

Тина опустилась рядом и прижалась щекой к моему плечу, даря мне свое тепло. При других обстоятельствах я бы сказал ей не садиться на холодный пол и нашел бы для нее свободной стул или место на диване, но сейчас перед моими глазами стоял только образ Рири. Как она ехала на велосипеде возле нашего дома, убрав руки от руля и раскинув их в разные стороны. «Смотри, что я умею!», – кричала она мне и звонко смеялась от радости.

Я не знал, сколько просидел так, умирая от собственного бессилия и горя. Казалось, что прошла целая вечность.

За окном уже начало темнеть, когда к нам подошла медсестра и сказала, что операция закончена и один из нас может подняться к Рири.

В отделении реанимации было гораздо тише и почти безлюдно. Безмолвие голубоватых стен нарушало лишь жужжание и писки медицинского оборудования, доносившиеся из палат пациентов. Мама сидела на одиноком стуле возле закрытой двери с маленьким окошком, в котором была видна кровать с лежащей на ней Рири. От ее носа и запястья к аппарату тянулись трубки, а к вене была подключена капельница. Ее глаза были закрыты, и казалось, что она просто спит. Казалось, что сейчас она откроет глаза, посмотрит на меня и одарит счастливой улыбкой.

– Oh, mon fils, – прошептала мама, заливаясь слезами, и я обнял ее за плечи.

– Как она?

– Еще под наркозом. Скоро должна прийти в себя.

Я крепко обнял маму, но потом быстро отстранился. Она снова опустилась на стул и принялась ковырять ногтем заклепки на сумочке, которую прижимала к груди.

– Мам, что