Арета не мешкая отправила к Медее гонца с этой вестью. Тут же были принесены жертвы богам и наскоро сооружено брачное ложе в ближайшей пещере: Ясон расстелил руно, на нем совершился их брак, и, когда руно окрасилось девственной кровью, Медея стала женой Ясона.

{90}

Снова дома

От острова Серп ветер погнал «Арго» в Ливию, где он сел на мель в безбрежном песчаном океане, уходящем за горизонт. Аргонавты бродили по топким дюнам, словно бесплотные призраки, жалея, что не погибли в Колхиде.

Но потом местные нимфы сжалились над ними и явились Ясону, когда он заснул на полуденном пекле.

– Дождитесь, пока Амфитрита распряжет колесницу Посейдона, – возвестили они, – и перетащите на плечах вашу мать, которая так долго носила вас в своем чреве.

Ясон вскочил, разом очнувшись от сна, и поделился загадочным посланием с товарищами. Не успел он договорить, как по пескам промчался галопом вылетевший из моря огромный конь с золотой гривой и исчез вдали.

– Друзья, это же конь из Посейдоновой колесницы! – воскликнул с жаром Пелей. – Амфитрита отправила его туда, куда мы должны отнести нашу мать, то есть, как бы странно это ни звучало, наш «Арго».

Аргонавты взвалили корабль на плечи и несли двенадцать дней и ночей, пока не добрели до озера Тритонида, из которого вытекала река, впадавшая в море. Неподалеку увидели они Гесперид – те горевали из-за трех золотых яблок, недавно унесенных Гераклом. Рядом журчал источник, который измученный жаждой герой выбил ударом из скалы. Кто-то из аргонавтов, обрадовавшись, бросился было искать Геракла в надежде, что тот еще где-то поблизости, но Линкей, умевший преодолевать взглядом огромные расстояния, эту надежду разбил. Геракла с яблоками в руке его зоркий глаз разглядел вдали от Тритониды, на пути в Микены.

Аргонавты тоже пустились в дорогу. Сам Тритон, вынырнув из озера, взялся помочь им и, поддерживая киль «Арго», вывел его сперва в реку, а потом и в море. Взяв курс на север, они подошли к Криту и уже собрались высадиться, чтобы пополнить припасы. Но тут их подстерегала неожиданная трудность: много лет назад Зевс поставил охранять берега Крита бронзового великана Талоса. Трижды в день Талос обходил дозором весь остров и швырял огромные каменные глыбы в любой приближающийся корабль.

– Послушайте! – обратилась к аргонавтам Медея. – Я знаю, как уничтожить этого стража. Выведите нас туда, куда не долетят его камни, а потом удерживайте корабль как можно ровнее.

Прикрыв лицо складкой своего темного платья так, что остались одни глаза, Медея троекратной молитвой и троекратным заклинанием призвала духов смерти, которые без устали рыщут по земле. Затем она повелела себе стать проводником зла; смертоносным взглядом пронзила она великана, скрежеща зубами так, словно стирала все в порошок. Талос вдруг споткнулся и оцарапал лодыжку о камень. Бронзовая кожа, туго натянутая на торчащие кости, порвалась, и на землю хлынул ихор, дающий Талосу жизнь, как кровь дает жизнь человеку.

От Крита «Арго» долетел до Иолка в два счета. Аргонавты высадились и разошлись, горя желанием быстрее вернуться в родные дома. Ясон же двинулся во дворец с руном в руках и Медеей под руку, гордый своими свершениями и уверенный в своем будущем.

Пелий же, едва услышав имя Ясона, стал серым как пепел. Он принял с готовностью отданное руно, но вместо благодарности промямлил что-то невнятное и велел прийти на следующий день. Назавтра Ясона встретил зал, битком набитый стражей.

– Я тут вспомнил, племянник, – начал Пелий, – что у нас кое с кем идут щекотливые переговоры, которые должен вести человек зрелый, умудренный опытом. Поэтому, по здравом размышлении, я не могу сейчас отдать тебе царство. Несколько недель ты, надо полагать, потерпишь.

Недели превратились в месяцы. Медея родила сына. Супругам хотелось бы уже зажить как подобает, но Ясон по-прежнему оставался в городе никем, а на Медею и вовсе смотрели косо, поэтому они в одиночестве сидели дома. Прошли еще месяцы. Медея родила второго сына. Ясон впал в апатию и отказывался принимать советы даже от Хирона, который ради него спустился с горы Пелион. Наконец Медея решила взять дело в свои руки. Она сблизилась с дочерями Пелия – царевен восхищали ее великолепные украшения, в которых искрились невиданные камни. Однажды, принимая девушек у себя, Медея показала им свой ларец с колдовскими травами и невзначай посетовала, что Пелий уже немолод.

– Досадно, что такой великий царь, как ваш отец, не доживет до воплощения своих замыслов, – проговорила она. – Вот если бы… хотя нет, не стоит. Я вмешиваюсь не в свое дело.

Царевны стали допытываться, что она имела в виду.

– У меня есть молодильное зелье – в Колхиде мы постоянно к нему прибегаем, но, подействует ли оно здесь, в Греции, не знаю.

Загоревшись – скорее из интереса к таинственному обряду, чем из дочерней любви, – царевны принялись раздумывать вслух, как бы это выяснить. Может быть, попробовать сперва на животном? Медея с деланым сомнением и неохотой согласилась. На следующий день на глазах у царевен она бросила травы в бурлящий котел, а потом зарезала старого барана и разделала тушу с ошеломившей девушек ловкостью. Все куски она опустила в котел, и оттуда выскочил однодневный ягненок.

Поблагодарив за восторги, которыми осыпали ее зрительницы, Медея все же отказалась проводить обряд для Пелия.

– Я думаю, он мне еще не настолько доверяет, – объяснила она.

Если же девушки решатся проделать все сами, лучше не посвящать отца в эти замыслы, предупредила Медея, чтобы он не струсил и не передумал.

– Дождитесь, пока он заснет, и дерзайте. Он будет вам признателен!

Вручив гостьям пучок трав, долженствующих омолодить царя, Медея проводила их к выходу и помахала на прощанье.

Вот только одного важного ингредиента в этом пучке не хватало. Царевны закололи своего отца, погрузили его разрубленное тело в котел, но достали одни кости и вываренное мясо. Народ Иолка, ужаснувшись тому, что сотворила Медея, отказался возводить Ясона на вожделенный трон его предков. Вместо этого героя со всем семейством выдворили из города.

{91}

Медея в Коринфе

Несколько поколений назад Гелиос посадил своего сына Ээта на коринфский трон, где тот правил много лет, пока отец не подыскал ему царство побогаче – Колхиду. Медея надеялась, что ее, как дочь Ээта, примут в Коринфе, и убедила Ясона попытать там счастья. Но в памяти местных Ээт остался злодеем. Нынешний царь Коринфа, Креонт, хоть и славил Ясона как знаменитого героя, к Медее отнесся настороженно.

Ясон, снискав расположение Креонта, быстро стал правой рукой царя и дни проводил в тронном зале, а ночи – в пиршественном. Благодаря отточенному в походе за золотым руном умению считывать чужие эмоции и ловко пользоваться этим Ясон превосходно втирался в доверие. Поэтому неудивительно, что Креонт в итоге решил связать себя самыми крепкими узами с человеком, которого начал считать почти сыном: однажды он объявил, что намерен отдать за Ясона свою дочь Главку. Наличие у Ясона живой жены Креонта не смущало: брак был заключен с варваркой в чужой стране, а значит, по греческим законам недействителен. Медею с детьми изгонят из Коринфа, чтобы они своим присутствием не омрачали счастье его дочери.

Медея бесновалась, рыдала и воздевала руки к небу, взывая к богам. То она припоминала обет, который они с Ясоном дали друг другу, то обращалась к отцу и брату, которых предала, то с жалостью прижимала к себе детей, то вдруг отталкивала и начинала мерить шагами покои. Безумие испепеляло ее душу еще сильнее, чем тот пожар, который когда-то разожгла в ней иинга Афродиты. Но пока душа горела огнем, холодный разум непроизвольно вынашивал чудовищный замысел.

Ясон же, самодовольный, словно кот, снисходительно объяснял жене, что это все для ее же пользы.

– Это ведь хорошо, Медея. Ты была никем – даже хуже, чем никем, учитывая, с каким подозрением на тебя все смотрели. А теперь ты будешь теткой тем детям, которые появятся у нас с царевной. Подумай о том,