Озвучивание проходило быстрее, чем я предполагала. Признаюсь, было по меньшей мере странно наблюдать, как на экране происходят события, совершенно стершиеся в моей памяти. При этом многочисленные мелкие детали порождали у меня ощущение дежавю, порой перераставшее в жемавю. Как в старых системах слайд-проекции, до такой степени убитых, что изображения частично накладываются друг на друга – эффект карусели Кодак, соединенный с эффектом магического фонаря. Здесь и там я видела всплывающие на экране круги – вроде тех, что порождает дефект роговицы, темные пятна на стекловидном теле. Порой за пределами моего зрительного поля возникало мерцание, порожденное мигренью, фейерверк из множества мелких искр.

– Как вы себя чувствуете? – спросила Сафи.

Повернув голову, я наткнулась на ее пристальный взгляд. Похоже, она следила за мной, высматривая признаки надвигающегося приступа. Сдерживая резкий ответ, я прикусила губу и пробормотала:

– Нормально, спасибо. – Потом обратилась к Малин: – Вы все поняли?

– Да, – кивнула она. – Уровни в порядке.

– Рада слышать.

Пока Малин проверяла, хорошо ли синхронизированы дорожки, и добавляла фоновый звук, я рассказала Сафи о письменных откровениях супругов Уиткомб, взаимно дополняющих друг друга и проливающих свет на многие важные события – медовый месяц, рождение Хайатта и так далее. Поначалу она слушала вежливо, но без особого интереса, но вскоре история захватила ее целиком, и в глазах ее засверкали искры.

– Господи Иисусе… – пробормотала она. – То есть вау. Это же…

– Что это, по-вашему?

– Это чертовски ценная находка, мисс Кернс.

– Да уж, – согласилась я и невольно расплылась в довольной улыбке.

Малин и Сафи продолжили работу, а я принялась читать вслух записи миссис Уиткомб.

«Женщины, которым подходит срок родить, должны остерегаться, чтобы роды не застигли их в полях, ибо известно, что Госпожа забирает некрещеных младенцев в качестве дани, подменяя их вечно плачущими уродцами с огромными головами, тонкими ногами и вздутыми животами. Таких подменышей нужно хоронить живьем в тех полях, где они были найдены, дабы земля не потеряла свою плодородность».

– В Дзенгасте, судя по всему, любят хоронить заживо, – заметила Сафи, щелкая мышью. – Как видно, папа миссис Уиткомб хотел импортировать этот чудный обычай в Канаду.

– Нет, вряд ли, – покачала я головой. – Если вы помните, папаша Вробль был христианским фанатиком. А это все – чистой воды доисторическое язычество. Задолго до христианства.

– Когда именно?

– Ну, безголовая каменная статуя богини плодородия, которую наши в одной из пещер на Кипре, относится примерно к 4 веку до нашей эры. Обнаружили ее, если я не ошибаюсь, в 1878 году. Ее называют Женщиной из Лемба или Богиней Смерти – говорят, со всеми, кто дерзнет ее коснуться, происходят несчастья. – Я перевернула страницу. – Есть еще одна находка – Человек-Лев из Холленштайн-Штадель. Углеродный анализ показал, что ему около сорока тысяч лет. Возможно, это одно из первых антропоморфных изображений на земле. Они оба относятся к числу маленьких богов, пользуясь выражением вашего дедушки. Иными словами, в свое время они были объектами поклонения – так же, как и Госпожа Полудня.

– А-а, эти дикари. С горшками.

– Верно.

– Мм. – Сафи несколько раз щелкнула мышью, что-то перетащила в другой файл, сохранила. Малин в тяжелых наушниках кивала головой в такт моему только что записанному голосу. Разобрать слова было невозможно, но я узнавала собственные интонации.

– Как вам удается знать все на свете, мисс Кернс?

Вопрос Сафи привел меня в легкое замешательство.

– Ну, я всегда интересовалась мифологией, археологией, историей… – ответила я наконец. – То, с чем мы столкнулись, объединяет все эти науки. Так сказать, три в одном. Именно поэтому все это кажется мне таким знакомым.

– Послушайте, теперь настал мой черед спросить: вы же не верите в это сами? – выпалила Сафи.

– Не важно, верю я или нет. Главное, я убеждена, что в это верила миссис Уиткомб. – Я перевернула очередную страницу дневника. – Господи Иисусе, даже мистер Уиткомб в итоге поверил. Поверил до такой степени, что предоставил своей жене полную свободу.

– Но это произошло уже после исчезновения Хайатта.

– После, – кивнула я.

«Тогда, охваченная лихорадкой, я видела на поле Ее, – писала миссис Уиткомб. – Как и прежде, она заговорила со мной, и я сразу узнала ее голос. Но на этот раз я не стала отводить глаза и взглянула ей прямо в лицо. Наши взгляды встретились».

– Очень странно, – раздался голос Малин. Она сделала нам знак подойти. Сафи повернулась на своем вращающемся стуле, а я встала и приблизилась к монитору. – Вот, смотрите, – Малин указала в нижнюю часть экрана. – В миксе, в самом низу. Видите?

Честно говоря, я не видела ровным счетом ничего, к тому же была уверена, что речь идет о каких-то пустяках. Сафи прищурила глаза.

– Да… Это… это ведь часть оригинального трека?

– Я добавила кучу всякой фигни, чтобы создать обобщенный фоновый звук. Там было чертовски шумно, дорогая. Словно ты снимала на улице, а не в помещении.

– Да там и в помещении хватало всяких помех, – согласилась Сафи. – Скажи, из какого файла ты взяла эту часть?

– Мм, дай взглянуть. Десять-пятнадцать, точка два.

– Файл десять-пятнадцать снят вашим телефоном, мисс Кернс, – повернулась ко мне Сафи. – Вы снимали как раз до того… до того, как с вами это случилось.

– Вы вполне можете употребить выражение «судорожный припадок».

– Насколько я поняла, врачи пока не поставили диагноз.

– Так оно и есть. Но проще употребить слово «припадок», чем подыскивать ему замену. Можно посмотреть эти кадры?

– Конечно, – кивнула Малин, которая прислушивалась к нашему разговору с откровенным интересом. Возможно, Сафи ничего не рассказала ей о моем внезапном заболевании, хотя я не видела причин, мешавших ей это сделать. Малин быстро нашла кадры, о которых шла речь, открыла на мониторе еще одно окно и нажала кнопку воспроизведения.

– Любой цвет у нее неизменно переходит в серый, – услышала я собственное бормотание, едва различимое за громкой болтовней Вэл Морейн, рассуждавшей о том, что теплицу необходимо очистить от осколков стекла, убедиться в том, что она не представляет опасности, и начать водить сюда туристов. – Серый с белыми вкраплениями… Она сохраняет верность своей излюбленной палитре… О черт, что это, ох, еб…

– Вот. – Малин нажала на «паузу». – Здесь. Слышите?

– Ты имеешь в виду меня или?.. – сосредоточенно сдвинула брови Сафи.

– Вас обеих.

Я покачала головой, не сводя глаз с экрана, на котором застыло мое собственное размытое лицо.

– Нет, я ничего не слышу. Но это ничего не значит. С четырнадцати лет я слушаю музыку через наушники во всю мощь, и это, сами понимаете, не пошло на пользу моим ушам. Что за звук?