– Господи, мама, я только тем и занимаюсь, что берегу себя! Ограничила прием лекарств, жру как на убой… Сплю по восемь часов в сутки…

– Неужели по восемь?

– Пойми, то, чем я занимаюсь сейчас, для меня очень важно. Чертовски важно.

– А собственное здоровье совсем для тебя не важно, Луиз?

– Конечно, важно. Но поверь, мое здоровье ничуть не пострадает, если я вложу в этот проект определенные усилия, которых он требует, – возразила я. – А теперь, если ты не возражаешь, я пойду спать. Завтра рано вставать. Спасибо за твою заботу, я очень ее ценю. Не сомневайся, моему благополучию ничего не угрожает.

Разумеется, мои слова маму ничуть не убедили, но, в конце концов, я не ставила перед собой цели убедить ее. Слава богу, сейчас у меня была другая цель – моя работа.

– Постарайся не переутомляться, – успела сказать мама прежде, чем я нажала кнопку отбоя. К стыду своему, я уже настолько отключилась от разговора, что едва расслышала эти слова.

Стоит ли говорить, что я и не подумала ложиться спать. Вместо этого я вновь уселась за стол и принялась перебирать бумаги. Я надеялась, что мистер Уиткомб сохранил свидетельства о том, как его обожаемая Айрис боролась с одолевавшими ее призраками. Роясь в стопке, я обнаружила нечто вроде самодельной тетради – несколько листов бумаги, сложенных пополам и прошитых посередине. Плотная бумага со временем стала хрупкой, ее покрывали многочисленные пятна – то ли чая, то ли сырости. Чернила так выцвели, что каждое слово, которое мне удавалось разобрать, казалось, было произнесено едва слышным шепотом.

«Как бы мне хотелось писать по-вендски, дабы спасти свои записи от любопытных глаз бедного Арта, – говорилось на первой странице. – Но увы, я способна лишь говорить и понимать на этом языке и не обладаю навыками письма. Уничтожив нашу семью, отец отнял у меня возможность овладеть родным языком в полной мере».

– Твою мать, – невольно вырвалось у меня.

«Когда мы наконец пришли в то место посреди поля, я обернулась и увидела, как над колышущимися стеблями ржи стоит облако пыли, подобное вихрю. Через несколько секунд оно накрыло процессию, но женщины продолжали идти, словно ничего не замечая. Я догадалась, что они привыкли к таким явлениям. Возможно, нечто подобное происходит каждый год, вне зависимости от того, участвует ли в шествии кто-либо посторонний или нет.

Помню, бабушка рассказывала мне, что Госпожа Полудня может появляется в разных обличьях, иногда она предстает старухой, иногда – маленькой девочкой. Несомненно, она поведала мне об этом с одной целью – чтобы слова ее всплыли в моей памяти именно сейчас, когда я брела по пыльной борозде. Слева от меня едва передвигала ноги дряхлая Канторка, справа шла ее проворная юная ученица, которой на вид нельзя было дать больше двенадцати лет. Госпожа может оказаться вспышкой света на горизонте или солнцем в зените. Она может прикинуться облаком, летящим над колосьями, подобно тому, как Дух святой носился над водами прежде, чем этот мир был создан.

Неужели Госпожа существовала уже в те времена? Я спросила бабушку об этом, или же мне показалось, что я это сделала, ибо в памяти сохранилось отчетливое воспоминание – она кивнула в ответ, плотно сжав губы, словно опасаясь сказать лишнее. Неужели Полуденница обладает большим могуществом, чем сам Бог, даже тот Бог, который жив в сознании моего отца? Тогда, в детстве, я в это верила.

Боюсь, я верю в это по-прежнему».

– Что ты там нашла? – окликнул Саймон из другой комнаты.

– Айрис Данлопп Уиткомб, – ответила я.

На следующее утро мы с Сафи столкнулись по пути в студию. В каждой руке я несла по бумажному стаканчику кофе.

– Отлично выглядите, – заметила она, забирая тот, что предназначался ей. В ответ я только пожала плечами.

В студии она познакомила меня со своей приятельницей Малин Риджерт, в которой я смутно признала выпускницу нашего покойного кинофакультета. Дело в том, что первоначально факультет ориентировался на музыкальную индустрию, и даже впоследствии, когда к ней добавились такие направления, как кино и видео, отдельный поток звуковиков сохранялся до самого конца. Звуковики даже получали дополнительные кредиты для работы над проектами третьего семестра, ибо аренда студий звукозаписи – дорогое удовольствие. Нетрудно догадаться, что Сафи познакомилась с Малин, работая над своим фильмом «Семь ангелов и ни одного дьявола». Прежде чем отправить фильм на фестиваль, требовалось довести звуковую часть до возможного совершенства. После выпуска Малин специализировалась главным образом на цифровых реконструкциях.

– Я подготавливаю материалы с камер видеонаблюдения для выпусков новостей, – сообщила она. – Добавляю субтитры к кадрам с нечетким звуком или усиливаю его так, что он становится различим. Иногда и то и другое.

– Круто, – сказала я, пожав руку Малин. Сделала большой глоток кофе, села и взглянула на мониторы.

– Я принесла сценарий для вступления, – сказала я, повернувшись к Сафи. – Так, тезисы. Думаю, если понадобится сказать перед началом несколько фраз, поясняя, что к чему, смогу сымпровизировать.

– Отлично. У меня уже кое-что смонтировано – кадры с экспонатами музея, картинами миссис Уиткомб и интерьерами Уксусного дома. Там, в коробке, были какие-нибудь фотографии?

– Пока я нашла только одну. – Я вытащила из папки свадебную фотографию и указала на главных персонажей. – Думаю, мы сможем съездить в Кварри Аржент и переснять оригинал, если разрешение окажется неподходящим.

Сафи пристально взглянула на снимок.

– Нет, думаю, все будет хорошо. Неважное разрешение – не так плохо, поддержит старинный эффект.

– Понятно. – Покопавшись в сумке, я вытащила самодельную тетрадь и торжественно предъявила ее Сафи. – Только взгляните на это.

– Ни хрена себе, – пробормотала она, пробежав глазами по выцветшим строчкам.

– Ага, я так же отреагировала.

Пока Малин готовилась к запуску, Сафи снимала на видео пятнистые, как старческая кожа, страницы, исписанные колючим, паучьим почерком нашей героини. Она заявила, что их стоит использовать в качестве фона, и эта идея показалась мне весьма удачной. Представив, как люди будут напрягать зрение, читая всплывающие на экране слова миссис Уитком, я ощутила пьянящий прилив восторга. Мелькавшие перед глазами фразы, вырванные из контекста, звучали все более интригующе.

«Канторка говорит, если на поле забредает маленький ребенок, Она забирает его себе. Бессмысленно отправляться на поиски, ибо вернуть ребенка невозможно. У тех, на кого она положит глаз, лица покрываются веснушками; они спят с открытыми ртами, позволяя своим душам ускользнуть и присоединиться к ее игрищам на полях… Как-то раз одну женщину, спящую с открытым ртом, муж осторожно перевернул лицом вниз, а утром обнаружил мертвой. Арт, который упорно не желает держать свое мнение