гороскопа вычислений. Риши должен всегда находиться рядом с заказчиком, чтобы подсказать ему правильный момент для принятия решения. Очень важно уметь интерпретировать полет птиц, знамения, форму и цвет пламени лампового фитиля, любые явления на ночном небе. Да много чего… Особую роль играет интуиция.

Санкарсан рассказал, что каждый вайшья внимательно отслеживает, в какой из двадцати семи накшатр[218] – символических «невест» Луны – она находится в данный момент. Например, уважающий себя хиромант приносит жертву богине Панчангули, только когда Луна пребывает в накшатре Хаста, то есть «Рука».

Он подтвердил то, что Иешуа уже знал: положение Луны в том или ином созвездии во время рождения человека влияет на его будущий характер и способности.

Затем гуру посвятил ученика в тайны нумерологии. Объяснил, о чем может рассказать дата рождения. Научил определять склонности человека по форме ушей, читать судьбу по линиям на ладони, судить по длине пальцев на ноге о том, будет ли жизнь в браке счастливой…

Однажды он сказал:

– Мы говорим, что настоящий мастер «считывает предсказания с губ Брахмы». Ведь именно этот бог когда-то передал людям искусство джиотиш.

Потом вдруг нахмурился.

– Десять раз проверь, прежде чем отдавать гороскоп заказчику. Ошибка в гороскопе приравнивается к убийству брахмана. Астролог отвечает за предсказание головой, так что будь осторожен: джиотиш – опасная наука…

В другой раз он поразил ученика откровением:

– Астролог должен не только уметь предсказывать будущее, но и исправлять последствия дурных поступков, совершенных в прошлом.

– Изменять карму? – поразился Иешуа.

– Именно, – ответил Санкарсан.

Потом выпрямился, повел плечами, смахивая усталость.

– Дай-ка правую руку.

Он уставился на раскрытую ладонь иудея. Начал водить по ней пальцем. Внезапно удивленно поднял брови.

– Я вижу необычное соединение грах при твоем рождении. Тебе что-нибудь об этом известно?

– Белшаццар открыл мне, что я родился в год соединения Юпитера и Сатурна в созвездии Рыб, – ответил Иешуа.

Гуру повернулся к стене и наморщил лоб, вглядываясь в звездную карту.

– Последний раз такое случилось… В пятьдесят первом году эры Викрама. По моим расчетам грахи вновь соединятся только через шестьсот лет… Тебе сейчас тридцать два, так?

– Тридцать три стукнет осенью.

– Линии говорят, что ты – вайдья, умеешь снимать боль.

– Да, с детства. Я многих вылечил…

Гуру поднял на иудея глаза, в которых читалось восхищение.

– Твои волевые качества… Поразительно! Я чувствую умение внушать людям мысли, способность управлять толпой и мощную, запредельную по силе энергетику.

Он натянуто усмехнулся.

– Даже не знаю, кто кого тут должен учить.

Потом спохватился:

– Подожди, дай левую руку.

Склонился над ладонью, пригляделся – и вдруг отшатнулся. Его лицо обескровилось, губы сжались в щелочку, а глаза словно выцвели, застыли, затуманились… Словно он увидел то, чего лучше бы не видеть. Будто нырнул во временной провал, оказавшись на мгновение там, где вокруг лишь несчастье, страдание и скорбь…

– Что? – озабоченно спросил Иешуа.

– Нет… не могу. Есть вещи, о которых мы не имеем права говорить никому, чтобы не вызвать гнев Брахмы. Хочу только предупредить, что тебе предстоит серьезное испытание, и довольно скоро. И еще, ты – необычный человек… Дело здесь даже не в способностях, а в предназначении. Слишком много знаков… Но я бессилен изменить твою судьбу.

Гуру в отчаянии покачал головой. Затем словно в трансе, бледный, обмакнул палец в шербет и начертил на каменном полу три слова по-арамейски: «Иехошуа Назара Машиах»[219].

Оба молча смотрели на написанное.

5

В ночи гулко стучали копыта коня, уносившего беглецов на север. Вината прижималась к спине Бхимы, замирая от счастья. Миннагара, долго смотревшая в затылок тысячами огненных глаз, к утру напоминала о себе лишь слабым свечением неба на юге.

Слева все так же темнел хребет Киртар, за которым простиралось унылое безлесное нагорье Джараван. Теплый ветер приятно шевелил волосы, смахивая остатки страха, сомнений в правильности выбора, тяжелые воспоминания обстоятельств побега…

Бхима лишь мельком подумал о том, что можно уйти на запад, за Брагуйские горы, хоть в парфянскую Гедросию, хоть в бактрийскую Арахосию. Выбирай любой из двадцати одного перевала! Но что они там будут делать, в чужой стране, где говорят на чужих языках и верят в чужих богов? А главное – он теперь кшатрий и должен быть верен данной присяге. Значит, его место здесь, в Арьяварте.

Гонд тряхнул головой, отгоняя предательские мысли.

Время от времени заросли акации расступались, тогда справа вспыхивало светлое пятно, неотступно следующее за беглецами – это луна роняла отражение в черную воду Синдха.

Чтобы поберечь коня, Бхима все чаще пускал его шагом. По всей реке горели лагерные костры: купцы набирались сил перед последним броском к Аравийскому морю. Ночную тишину время от времени разрывали крики ослов и ворчание верблюдов. Сразу за столицей ассакенов, в дельте Синдха, располагался Барбарикон – торговый центр провинции, куда и направлялась большая часть караванов из Гандхары.

Он сознательно избегал торговый тракт, чтобы не попадаться на глаза купцам – так спокойнее, не надо никому ничего объяснять. На всякий случай выдумал историю. Вы кто такие? Кто-кто… молодожены из горной деревушки, нас родственники отпустили в свадебное путешествие. Иначе как объяснишь шифоновое сари Винаты и свой посольский кафтан. Бхараты на его внушительный арсенал посмотрят с уважением – кшатрию положено, но ассакены потребуют разоружиться.

Беглецы то пробирались сквозь пальмовые рощи, то огибали непроходимые заросли бамбука. На рассвете впереди заблестела гладь озера Кинджхар. Опасное место: узкий перешеек между озером и рекой отлично подходит для заставы, туда лучше не соваться.

Бхима направил коня в противоположную от Синдха сторону, прямо через поле дикого хлопчатника. Конь зарывал морду в мокрые листья и, почувствовав на губах свежесть росы, фыркал от удовольствия.

Если была возможность идти по гребню сопок, Бхима забирался выше, чтобы иметь хоть какой-то обзор. Когда показалась река Калу, пришлось спуститься к переправе. Как назло, лес закончился, вокруг расстилалась высушенная солнцем пойменная равнина.

Погонщики бесцеремонно разглядывали странную пару в дорогой одежде, но, заметив у мужчины на лбу золотой кружок, отводили глаза в сторону. Тем более что тот был увешан оружием: колчан со стрелами, лук, палица, кханда в украшенных самоцветами ножнах.

Оглянувшись назад в очередной раз, он увидел облачко пыли. Неужели погоня? Предстояла еще одна переправа – через Баран Наи, вон река извивается впереди серебряной лентой. Брод занят стадом буйволов, не успеть! Бхима резко взял влево, направившись в сторону хребта. Вината прижалась еще теснее, он спиной чувствовал, как бьется сердце любимой.

«Нет, – с мрачной отвагой думал гонд, – не возьмете… Буду рубить и резать, а если останусь без оружия, порву голыми руками».

Уставший конь из последних сил взбирался по каменистому откосу. С высоты седловины Бхима осмотрел речную долину. Так и есть: шесть всадников цепью скачут к хребту по красной глине, оставляя за собой клубящийся бурый хвост. Гонд спешился, повел коня через