– Ну, с чего начнем? – спросил он после того, как с наслаждением отпил из миски.

И сам же предложил:

– Давай, расскажи о себе.

Иешуа замялся, но вежливость требовала уступить просьбе хозяина.

– До ухода из Эрец-Исраэль рассказывать особо не о чем… Деревушка Нацрат в горах. Внизу долина, которая простирается до самого моря Ям-Ахарон…[215] Клочок земли. Мама, сестры, братья. Отец восстанавливал царский дворец в Циппори, он строитель отменный: хоть каменщик, хоть плотник… Вот и все.

– Как ты умудрился забраться в такую даль? – казалось, астролог хочет знать о госте все. – Иудеи сюда не ходят. Думаю, что большую часть жизни ты провел в скитаниях.

– Ты прав… Мне было тринадцать, когда я с караваном моего друга Бен-Циона ушел из Иерушалаима. Сперва мы пересекли Сирию, затем долго шли по Прату. В Селевкии-на-Тигре караванщик продал товар и решил двинуться в Парфию. Я пошел с ним… Прожил пять лет в Хагматане, шесть лет в Бактрии. Однажды… семь лет назад, дело было весной, Бен-Цион предложил отправиться в Бхаратаваршу… За Капишей на нас напали бактрийцы. Бен-Цион погиб, погонщиков взяли в плен и продали купцу из Такшашилы. Тот отправил нас на плотах в Бахардипур, чтобы выгодно перепродать в порту… Он два плота нагрузил: один рабами, другой мешками с вялеными хвостами яков. Меня посадили на второй, я должен был следить, чтобы мешки не свалились в Синдх… Плот зацепился за кусты на затопленном острове. Река разлилась, течение сильное, к острову не подобраться. Рулевой спрыгнул в воду, но его затянуло в водоворот, погиб… Тогда купец махнул рукой и на товар, и на меня. Я долго сидел на мешках: пил воду из реки, жевал хвосты, все ждал, может, кто проплывать мимо будет… Куду там – в паводок сплавщиков мало. Потом решил выбираться сам. Выбился из сил, еле доплыл до берега… Очнулся оттого, что меня кто-то тормошит. Смотрю, а вокруг голые люди с волосами до пояса, худющие… Оказалось – адживики. Я у них год прожил… Надоело все, хотелось тишины и покоя.

Иешуа усмехнулся, вспоминая незатейливый быт последователей Аджиты Гесакамбалы, потомков тех шраманов, что вышли в чем мать родила с венками в руках встречать Александра Македонского – как посланца судьбы.

Даже одобряющих публичную наготу греков ошеломила детская непосредственность аборигенов. Те, не стесняясь, справляли нужду там, где приспичит, словно животные. Завоеватели назвали их гимнософистами, то есть «нагими мудрецами».

Адживики научили Иешуа обходиться малым: собирать орехи и фрукты, выкапывать съедобные корни, заговаривать пчел, чтобы те подпустили к сотам… А еще видеть над головами людей свечение, которое у всех разное в зависимости от того, насколько человек добрый или злой.

Он продолжил:

– Тихо жил, но недолго, потому что деревню сожгли саки. Аскеты, кто выжил, разбежались. Я тоже уцелел. Потом отправился путешествовать по стране…

– Куда ходил? – полюбопытствовал Санкарсан.

– Несколько лет прожил в Матхуре: учился у санкхьяиков, потом у йогов из школы Патанджали – изучал «Махабхашью», комментарий к сутрам великого грамматиста Панини. Конечно, сами сутры тоже, упанишады, дхармашастры[216], – Иешуа разгибал пальцы. – «Веды», «Законы Ману», «Артхашастру», «Махабхарату»… Да много чего!

Он махнул рукой.

Рассказывать было легко: и сам дом, и уважительное внимание хозяина располагали к беседе.

– В школе буддистов-самматиев учился создавать пудгалу… Ты знаешь, из всех сверхсил, по-вашему, «сиддхи», о которых я узнал в Бхаратаварше, эта – самая удивительная. Представь себе, что перед тобой стоит твой двойник. Бестелесный, нечеткий, но словно живой. Он смотрит на тебя, так же, как ты, улыбается… немного с задержкой, как будто тебя копирует. А протяни руку – и она пройдет сквозь него… К такому не сразу привыкаешь.

Санкарсан смотрел на нового знакомца с выражением удивления и восхищения. Даже для опытного астролога магия была искусством невозможного.

Справившись с чувствами, он спросил:

– Что было потом?

– Решил искать единоверцев.

– Нашел?

– Нет, – Иешуа вздохнул, – доплыл по Ганге до Паталипутры. Еще в Бактриане я узнал, что где-то на Карамандельском побережье обосновались потомки колена Бней Менашше. Но никто не знает, где именно, все, кого я спрашивал, просто показывали рукой на юг или на восток. В общем, я отчаялся…

Почувствовав голод, Иешуа забросил в рот горсть изюма, потом снова заговорил:

– Тогда я решил отправиться в Кералу. Хотя сильно опасался: по слухам, на юге живут совсем дикие племена, черные, с курчавыми волосами. Они людоеды, а любой млеччха для них – бесплатный обед. Бр-р-р…

Шутливо передернувшись, словно ирония поможет примириться с ужасными обычаями древнего народа, он поднял миску, отхлебнул остывшего шербета.

– Самый короткий путь туда – морем… В общем, я вернулся к Синдху, вступил в артель сплавщиков. Пригнал плот в Бахардипур. Там нанялся матросом на греческий келет, который шел в Музирис… Но доплыл только до Шурпараки, потому что в порту корабль захватили ассакены, и я снова стал рабом. Нас отвели в Бхарукаччу: кого на красильни продали, кого на рудники, а меня посадили гребцом на коландию… Однажды в устье Нармады на корабль напали андхры, но мне удалось бежать. Что ж такое, думаю, куда ни сунусь, все кончается тем, что какая-то сволочь на меня надевает колодки. Почему? Чем я хуже других? Что за полоса такая беспросветная! Когда вышел к лесоповалу, встретил порядочных людей, с одним даже подружился. Вроде жизнь наладилась… А недавно узнал, что иврим проживают в Кашмире. Собираюсь туда идти. Вот как-то так, вкратце…

Посидели еще, поговорили.

– Оставайся у меня, – предложил Санкарсан. – Предлагаю обменяться знаниями. Я научу тебя джиотиш, а ты меня учи, чему сам хочешь. Я вижу, что ты человек непростой.

Иудей не возражал. Он много лет ждал встречи с единоверцами, подождет еще.

Гермей рассматривал подростка, которого разведчики отловили на берегу Дамра Налы.

Для начала его накормили. Грек с жадностью запихивал в рот куски лепешки, запивая водой. Потом с сожалением посмотрел на пустую миску, выгреб крошки.

– Отдай ему мой ужин, – приказал Гермей вестовому.

Увидев, что тот колеблется, недовольно поторопил.

– Давай, давай неси…

Когда пленник наелся, полемарх приступил к допросу.

– Как тебя зовут?

– Мирон.

– Куда ты направлялся?

– Хотел реку переплыть, спрятаться в Такшашиле.

– А чего не переплыл?

– Сил нет… Искал подходящий топляк, когда меня взяли. Думал, что брошусь в воду, а там корягу куда-нибудь прибьет течением.

Македонянин с сочувствием смотрел на него: худющий, хитон в грязи, спутанные космы на голове. Если в городе все такие – еле душа в теле держится, то плохи дела. Он задал главный вопрос:

– Как ты выбрался из города?

Грек торопливо, сбивчиво заговорил:

– По подземному ходу. Его выкопали во время осады… Саки через ворота не выпускают, боятся, что мы снова вас позовем. Да еще расскажем про