Шрифт:
Закладка:
В книге «Синтаксические структуры»[578] Н. Хомский рассматривал пассивную трансформацию как факультативную, т.е. истолковывал выбор между активной и пассивной конструкцией в терминах работы оператора условного перехода. Однако относительно условий, определяющих эту работу, во всей книге не было сказано ни слова; тем самым вопрос о том, являются ли эти условия внутрилингвистическими или экстралингвистическими, на том этапе попросту не рассматривался.
После выхода в свет работы Дж. Катца и П. Постала[579] Н. Хомский пересмотрел свою точку зрения и в книге «Аспекты теории синтаксиса»[580] стал расценивать пассивную трансформацию уже как обязательную – в том смысле, что существует некий фразовый маркер (а именно № 26), появление которого где-то на полпути между глубинной структурой и поверхностной делает применение пассивной трансформации принудительным. Иначе говоря, переход к пассивной конструкции рассматривается теперь в терминах работы оператора безусловного перехода.
Рассмотрим внимательнее ситуацию, возникающую после введения такого оператора в трансформационную грамматику. Оператор «фразовый маркер № 26» ни в коем случае не может принадлежать глубинной структуре, весь смысл постулирования которой именно в том, чтобы сконструировать инвариант различных поверхностных структур (в данном случае активной и пассивной). Об этой имманентной непричастности глубинной структуры к специфическим чертам разных поверхностных образований Н. Хомский говорил так часто и считал ее столь обязательной, что отказаться от данного постулата значило разрушить фундамент всего здания, после чего оно либо повисло бы в воздухе, либо рухнуло бы. Поэтому остается единственный выход: поместить «фразовый маркер № 26» между глубинной и поверхностной структурой, т.е. внутрь алгоритма перехода от первой ко второй.
Известно, что любой оператор алгоритма (независимо от того, условный он или безусловный) имеет не только выход, но и вход, т.е. включается некоторым другим оператором. Однако никакого указания на связь «фразового маркера № 26» с работой каких-либо предшествующих операторов в трудах Хомского, опубликованных до 1976 г., не содержится.
Таким образом, «фразовый маркер № 26» представляет собой воистину удивительный феномен: данный оператор однозначно детерминирует переход к пассивной грамматической конструкции и благодаря этому составляет часть грамматического уровня языка, однако природа включения самогó этого оператора остается полностью скрытой, в силу чего ценность его собственного детерминизма равна нулю.
Все это означает, что в логической строгости алгоритма синтезирования синтаксических конструкций, предложенного Хомским, обнаруживаются существенные прорехи.
Чтобы избежать этого, надо либо указать на источник включения оператора безусловного перехода, либо признать его оператором условного перехода, одновременно назвав те условия, которые определяют его работу. Последнее может оказаться сопряженным с отказом от однозначности и алгоритмичности процессов синтеза предложения, что, по-видимому, и послужило причиной тупика, возникшего в этом разделе «лингвистической» теории Хомского.
Коль скоро мы разрешим себе выход за пределы этой квазилингвистики, сразу же возникает возможность получить естественный ответ на вопросы, поставленные выше.
Прежде всего обратим внимание на то, что в ряде подъязыков построение фразы в пассиве значительно более распространено, чем это имеет место для языка в целом. Ср:
В новой серии экспериментов нами были исследованы параметры фазового перехода вм. В новой серии экспериментов мы исследовали параметры фазового перехода (физика);
Гипотеза Римана с этой точки зрения нами еще не рассматривалась вм. Мы еще не рассматривали гипотезу Римана с этой точки зрения (математика);
Формула бензольного кольца была открыта ее автором во сне вм. Автор формулы бензольного кольца открыл ее во сне (химия);
В нашей стране паровозы давно уже заменены тепловозами и электровозами вм. В нашей стране тепловозы и электровозы давно уже заменили паровозы (техника).
Естественно, что человек, часто употребляющий такие конструкции в силу принадлежности к соответствующей профессии, будет иметь подсознательную тенденцию переносить привычные для него обороты речи за пределы своего профессионального подъязыка и непроизвольно предпочтет первый ответ второму.
С другой стороны, диалогический контекст индуцирует особые корреляции между вопросом и ответом: структура вопроса тем сильнее влияет на структуру ответа, чем большей внушаемостью характеризуется отвечающий. Личностные особенности участника диалога в этом случае также повысят вероятность выбора первого варианта ответа.
Эти два совершенно разнородные аспекта языковой ситуации объединяются не столько тем, что в обоих случаях повышена вероятность выбора пассивной конструкции (хотя это вполне справедливо), сколько тем, что и в первом и втором случаях фактор, влияющий на выбор, оказывается безусловно экстралингвистическим.
Но ведь признание экстралингвистичности каких-то факторов, работающих в тесном взаимодействии с внутрилингвистическими факторами в процессе синтеза речи, означает, что, во-первых, нельзя утверждать, будто однозначность (и тем более алгоритмичность) органически свойственна этому процессу, и что, во-вторых, наряду с внутрилингвистическими компонентами, т.е. наряду с компонентами, при описании которых еще можно питать какие-то надежды на полную формализацию, в процессе синтеза речи участвуют и экстралингвистические факторы, т.е. такие факторы, полная формализация которых, согласно теореме Гёделя, вообще недостижима.
Конечно, участие экстралингвистических факторов в синтезе текста делает все причинно-следственные отношения в речи не жестко детерминированными, а вероятностными, но именно эта их особенность и не укладывается в трансформационные и генеративные модели.
Тяга к однозначным решениям в «лингвистике» Хомского выражается не только в попытках жестко детерминистского объяснения переходов от мысли к речи, но и в пренебрежении к типологическим различиям между языками. Порождающие схемы у Хомского строятся с наивной верой в то, что все необходимое и достаточное для описания английских структур будет так же необходимым и столь же достаточным при описании прочих разных языковых систем. Иначе говоря, в этот квазилингвистический ансамбль гипотез заложено еще одно чрезвычайно сильное допущение, согласно которому трансформационные и генеративные компоненты английской языковой системы являются сплошными универсалиями.
На англоцентризм построений Хомского уже указывали многие, например, Б. Коллиндер[581], однако с наибольшей решительностью эту слабость «лингвистики» Хомского вскрыл Н. Даниэльсен[582]. Опираясь на материал более чем тридцати языков, он показал, что выполненный Н. Хомским в его книге «Язык и мышление»[583] анализ предложения A wise man is honest, во-первых, плохо экстраполируется внутри даже английского языкового материала, во-вторых, никак не может быть сочтен достаточным для анализа содержательно эквивалентных предложений других языков. Поэтому нет ничего странного в том, что для синтеза русских пассивных конструкций действие одного лишь «фразового маркера № 26» оказывается явно недостаточным. В самом деле, вместо активной конструкции:
Мы рассматривали этот вопрос еще в прошлом году, можно синтезировать равнозначную ей пассивную: Этот вопрос был рассмотрен нами еще в прошлом году, но можно синтезировать