– Согласна.

Я переоделась в легинсы, три топа и широкий свитшот и отправилась на пробежку. Пару метательных ножей сунула в чехлы, туго затянув их ремнями вокруг лодыжек.

Сделав три круга по району, свернула к бетонной стене, за которой громыхали составы поездов метро. Выбрав трухлявый ствол упавшего возле бетонки дерева, я приступила к тренировке.

Я швыряла ножи разными стилями: с разворота спиной, в прыжке, с корточек, через плечо, из-под колена. Я сама не понимала, как у меня получается каждый раз попадать точно в яблочко. Раздухарившись, сделала кувырок-солнышко с махом ступни вверх, а второй нож швырнула, упав руками назад в мостике.

В итоге я запыхалась и плюхнулась на спину, когда услышала быстрые шаги по шуршащей листве. Схватив нож, я искала цель для броска.

– Кто здесь?!

Бомж, собака, вор… или очередной похититель кофеманок на белом минивэне?

– Кир, это я. Камиль, – вышел он из тени, и, пока его тень приобретала очертания, я поспешила спрятать нож обратно в кобуру.

– Отрежу тебе… ухо, – улыбнулась я, – если продолжишь так подкрадываться.

– Продолжу, – вытянул он руку, поднимая меня на ноги с прошлогодней прелой листвы.

– И почему?

– Потому что… гладиолус.

– Гладиолус? И чей это позывной?

– Пусть будет Воеводина.

Я нехотя улыбнулась.

– Ты знал, что в гладиолусе витамина C больше, чем в шиповнике. Он мочегонный и болеутоляющий.

– Разбираешься в ботанике?

– Я прочитала о растительных ядах все, что смогла найти. А потом Алла сказала, что все, что я нашла, написала она.

– Можно? – попросил он у меня нож, и я положила нагретую рукоять в его ладонь без перчатки, еще более обжигающую. – Когда-то я также читал про Ракиуру.

Он метнул нож, попадая ровно в центр пня.

– Это правда, – решила я, что удобней случая не будет, – что можно воткнуть человеку в горло нож и он не умрет, пока не выдернет рукоять? А если выдернет, истечет кровью за двадцать секунд?

– Да. Казнь маори. Или жизнь с постоянной адской болью, или умереть. Но решал приговоренный. Тоже прочитала в книгах?

– В твоем тесте вообще-то.

Камиль промазал по пню, чиркнув лезвием о бетонную стену.

– Зачем ты написал это в тесте? Придумал бы, что мечтаешь нарожать пятерых детей, сплавиться по горной речке в каноэ и прыгнуть с парашютом.

– Вымышленные слова. Как заклинание, которое никогда не оживит камень. Я мог написать там все что угодно.

– Значит, ты никого не убьешь?

– Или никогда не сплавлюсь по горной речке.

– Ты хороший человек, Камиль, – искренне улыбнулась я, – я рада, что подружилась с тобой, и верю, что ты не станешь воплощать свою фантазию в реальность.

Камиль не бросил нож в третий раз, он схватился за плечо и, морщась от судорог, сжал острие ножа ладонью до крови.

– Это самая ужасная из всех твоих идей – думать, что я хороший… Хотеть со мной… подружиться.

Развернувшись, он побежал от меня со всех ног, и я ринулась следом.

– Стой! Камиль, подожди!

Его тень мелькала между машин и подворотен, пока до меня не дошло:

– Ты же дал мне ключи от квартиры…

Сжимая тот самый ключ на брелоке, я бросилась наперерез. Может быть, он свернет в бар или в парк. Если повезет, я смогу порыться в его кабинете и найти то, что он пытается скрыть. Что-то ведь было на той стене! Автограф певца, постер, портрет, диплом, календарь! Пусть даже календарь маори о предсказании конца света!

Что-то висело там много лет.

Домофон, лестница, его этаж, квартира… звуки лифта за спиной – но я уже открыла дверь, врываясь внутрь.

Коридор, поворот, комната с резекционным столом на витых чугунных ножках, и вот…

…я вижу то, что вижу… я ЭТО вижу!

Потом раздается звук.

Свист брошенного ножа, и кровь… стекающая из шеи.

Глава 14

И бал

– Камиль… какого черта?! Что ты наделал?!

Бросившись к стене, я выдернула нож из рисунка.

Кровавые капли, что оказались на острие клинка, когда Камиль сжал мой метальный нож, стекали по шее нарисованной карандашом девушки. Это был портрет. Вот только место, где были нарисованы глаза, истерли до дырок.

Я аккуратно провела рукой по пустым глазницам девушки, чувствуя их шершавость.

– Та, которую ты любил… – разговаривала я сама с собой. – Та, что выстрелила в тебя… Поэтому ты стер ей глаза? Не можешь в них смотреть?

Я не могла произнести о рисунке больше ничего… не могла допустить мысли, что вижу на рисунке… но Камиль мог.

– Не могу. Смотреть. В твои.

Я обернулась, слыша, как Камиль рухнул на пол. Он сбил стопки книг, усаживаясь поверх них и опуская голову к согнутым в коленях ногам.

Глаз у девушки на рисунке не осталось, их стерли, но все остальное – овал лица, губы, нос, щеки, волосы, лоб и даже чуть сдвинутый в сторону пробор – все было точь-в-точь как у меня.

Проще говоря, на том карандашном рисунке… я.

Не поднимая головы и тем более не осмеливаясь взглянуть на меня, Камиль объяснил:

– Глаза стерты, потому что их никто не мог изобразить правильно. Художники-криминалисты не понимали, что я описываю. Я стирал их снова и снова. Много лет у нее не было глаз, пока… Воеводин не взял меня в командировку в Нижний.

– Я никому не стреляла в висок… Не убивай меня ножом, если можешь…

Он никак не среагировал на мою почти не шутку.

– У тебя такие же глаза. Внешность, телосложение… как у нее. Только ты моложе.

Сев рядом, я поправила упавшие книги и вздохнула:

– Сам говорил, чтобы я не прикрывалась Аллой, а теперь нашел во мне сходство с девушкой, умеющей выстрелить в висок и не убить? – Я легонько толкнула его в плечо: – Хорошо, что твоя Ракиура на другом конце света и я никогда туда не попаду, а то бы задала этой девице трепку!

– Знаешь, иногда я ненавижу Воеводина. Все про нас знает. Кто кого встретит, кто как поступит. Он знал, – бросил Камиль взгляд на портрет, – знал, что узнаю ее в тебе. Поэтому я не мог смотреть на тебя. Он тоже знает, что ты ее копия.

– Поэтому сказал, что, если посмотришь, я умру? Ты собирался убить меня, воткнув нож в шею?

– Она сказал мне, Кира… девушка, что на портрете… она сказала, что я это сделаю. И не просто сделаю, а…

– Нет, – закрыла я рукой ему рот, – не надо, Камиль. Никто не знает своего и тем более чужого будущего. Гениальная Алла умерла, потому что