– Звездами называли еще и тех людей с Ракиуры. Проект «Старс». Так было написано в папке. Перечислена пара имен – мужское и женское. Подшита пара размытых фотографий, но даже в описании дела начинался бред.

– Какой? Что там было?

– Все подряд. Про древние цивилизации, вымершие три тысячи лет назад. Про оружие из света. Про науку о снах и древний бой акилари. Про Ракиуру. Про синий огонь.

– Синий огонь? Как свеча, которую он зажигает в конце каждого дня?

– Именно.

– И что? Ты узнал, что все это значит?

– Другой бы уволил меня, но Воеводин… – взъерошил Камиль волосы, – он ответил, что я не готов поверить в звезды. Нет. В Звезды. С большой буквы.

– И ты… решил проверить сам.

– Я не мог выбросить из головы… ту, что увидел на снимке. Она снилась мне. Я превратился в одержимого. Начал, как ты, читать книги, рыться в библиотеках, общаться с учеными и конспирологами, кто мог знать что-то про «Старс» или Ракиуру. Пробил имена и людей с фотографии. Ничего. Их никогда не существовало. И почему были так важны для Воеводина, почему их засекретили, я не узнал. Через какое-то время неудачных попыток докопаться до правды я вылетел в Новую Зеландию. Воеводин узнал. Догнал меня в аэропорту, умолял не лететь. Он сказал, все, что делают Звезды, не для нашего разума. Что у него ушли годы, чтобы принять на веру все то, что он увидел. Бездоказательно.

– Бездоказательно в криминалистике нельзя.

– Он это знал, ты это знаешь, и я.

– Как ты вышел на них? Если их не существует?

– Они нашли меня. Точнее, она. Девушка с фотографии. Рассказал, кто я, что стажируюсь у Воеводина и учусь в мединституте. Но, кажется… она и так это знала. И она знала, что я встречу ее. И… черт знает что еще, – повысил он резко голос. – Зря я не послушал Воеводина, Кира, зря! Звезды – газовые шары-убийцы, а не светлячки, прилипшие к небу!

– Но ты влюбился… и прилип к небу рядом с ней.

– Я – да, но она – нет. У нее уже был источник света. Тот, второй со снимка, которого я тоже не нашел в базах. Мне позволили остаться и пройти обучение акилари. Кто-то был против, но она настояла, что это важно для какого-то круга. Я так и не узнал, что это за круги, о которых часто упоминалось в разговорах. Мы жили аскетично. Тренировали разум и тело. Мне казалось, что быть там, видеть ее, учиться у нее – вот мое счастье. Пусть она не любила, но я любил ее. И я видел, что ей… больно, когда она смотрит на меня, казалось, она видит все мои слова, поступки и решения из прошлого и будущего.

– И… поэтому она в тебя выстрелила? Она увидела какой-то твой поступок?

Лицо Камиля напряглось. Он о чем-то глубоко задумался.

– Я никогда не говорил ни с кем о Ракиуре. И такой мысли мне в голову не приходило.

– Как это произошло? Трагедия… с выстрелом?

Камиль схватился рукой за дергающееся плечо, рассматривая ледяной пляж.

– Прости, я не готов вспоминать тот день снова.

– Отсыпать пыльцы, возвращающей память? – протянула я ему кулон с гримасой Джокера на лице.

– Не готов, но могу. А ты, – провел он перчатками по гладкому серебристому овалу, – спусти эту дрянь в унитаз.

– И ты туда же… Не в унитаз… а про дрянь! Макс тоже хочет, чтобы я жила настоящим, а не прошлым.

– Он мне не нравится, – прикоснулся Камиль к опухшей челюсти, – но он прав.

– Камиль… а как же пленки? Как же правда? Ты ведь поехал за своей одержимостью на Ракиуру!

– И пожалел.

– Но ты был там счастлив, сам сказал!

– И пожалел, что узнал, что такое быть счастливым. Быть таким, как сейчас… удобнее.

– …Удобнее? Ни с кем не общаться, игнорировать коллег, отвернуться от друзей, три месяца подряд пытаться выгнать меня из бюро, получить прозвище Задович? У тебя нет ни подружки, ни хомяка!

– А подружка и хомяк для чего? Надеюсь, все-таки для разного.

Камиль протянул мне руку, помогая подняться с неустойчивой стопки книг. Его латексная перчатка пылала, словно он только что опустил руку в кипяток.

– Если бы я был Воеводиным, а твое прошлое Ракиурой, если бы я умолял бросить одержимость пленками, ты бы послушалась? Кира? – повторил он, поднимая пальцами мой подбородок так, чтобы посмотреть прямо в глаза. – Ты бы бросила свои поиски правды?

Он даже не сморщился от боли, пока, не моргая, считывал меня, как те загадочные Звезды с Ракиуры.

– Не забывай, – сдавив его пальцы, зажмурилась я, жалея, что столько времени упрашивала его не бояться смотреть на людей, – я тоже начинающий криминалист.

– И тебе нужна правда?

– Нет. Как криминалист, я делаю вывод, что на сколько-то процентов ты допускаешь – на той пленке буду я. Поэтому уговариваешь бросить это закрытое и забытое дело.

– Сорок девять, – тут же ответил он. – По моим прикидкам, сорок девять процентов, что ты можешь быть причастной к смерти сестер. И твоя травма с амнезией защищает тебя все это время. Она твоя пика для защиты от реальности.

– Только в той колоде, Камиль, я оказалась Джокером.

– Не забывай, в колоде их два.

«Три, – подсказала мне Алла, – бывают колоды с тремя Джокерами, мой птенчик, Кирочка!»

Я уже не помнила, что пришла сюда не на психотерапию с метафорическими картами, а чтобы сдать кровь и проследить динамику снижающегося уровня неизвестного пока токсина, оказавшегося у меня после прогулки на катере.

– Пойдем, – позвал Камиль, и я только сейчас заметила, что он успел побриться, принять душ и переодеться в вельветовые брюки, рубашку оверсайз и мягкий жилет.

– Апельсиновый латте? – уловила я аромат кофе, что он держал в руках.

Скинув крышку, Камиль отпил из стакана.

– Камиль… такой кофе привозили даже похитители в подвал. И он оказался чистым.

– Я возьму кровь, ты выпьешь кофе, и через час встретимся в бюро.

– Сейчас двенадцать ночи…

– Восемь утра вообще-то. Ты сидишь здесь пять часов и смотришь на фотографии на стене.

– Пять часов?! – вскрикнула я, теперь понимая, почему так ломит шею, когда я кручу ею. – И тебя это не напрягло? Типа спросить: «Кира, у тебя все о’кей?»

– Напрягло и напрягает до сих пор, но ты просила не трогать тебя пять часов, перестав реагировать на мои вопросы, ОК ты или не ОК.

Камиль приблизился, опускаясь передо мной на корточки.

Он говорил, и от его