– Ну вот, сразу болячки задергало. Лучше б не трогала.

Камиль убрал обрезки в пакет для улик, не снимая перчаток с рук.

Вернувшись к «Скорым», полицейским машинам и сотрудникам, проводившим штурм, я заметила Максима возле трех черных джипов. Рядом с ним стоял Сергей Воронцов. Попятившись, я врезалась в грудь Камиля.

– Двух убийц своей дочери ему лучше не видеть.

– Ты спасла этого, его жену, сына, всех остальных. Неудачная генетика, Журавлева, – это твои спортивные ножи, но цель, куда метнуть лезвие, выбирает не геном.

– Понятно. Выбираю я, – сделал я поспешный легкий вывод.

Но ничего легко быть не могло, когда речь шла о Камиле и когда между нами случались вот такие диалоги.

– Выбираешь не ты, а травма внутри тебя. Которую пытаешься излечить.

Содрав перчатки, Камиль применил свою волшебную акупунктуру, и мои болячки на запястьях перестали беспокоить и ныть.

– На катере, Кира, – оставил он пальцы недалеко от раны так, чтобы считывать пульс, – десятки телефонов снимали, как ты пробивала ножами бензобак «Инфинити». Там был парень. Голый, бухой, – надавил он на точку пульса сильнее, – скажи, ты хотела метнуть нож в него?

– Что?..

– Антон Коровин выложил целую библиотеку видеозаписей. Гул ветра, скорость, гвалт. Тебя никто не слышал. Твои слова уносило, но я прочитал реплики по губам.

И он процитировал:

– «Нет, я не хочу попасть в него. Только в бак. Нет. Мы никого не убьем». Два последних предложения произносятся с паузой. Как будто ты кому-то отвечаешь. Кому-то, кто говорит о нанесении травм тому парню.

– Ты препарируешь сказки или трупы? Что за бред?! Я успокаивала себя… что я и все мы на катере никого не убьем, приблизившись к «Инфинити».

Камиль не дал мне выдернуть руку, хоть я и попыталась.

– Твой пульс говорит правду, но не ты.

– А ты не врешь? – перестала я выдирать руку, наоборот, приблизившись к нему вплотную, сорвала черную вязаную балаклаву с его головы и посмотрела в острые серые глаза – в два лезвия его скальпелей, что вскрывали мою душу, мои тайны… и да… мою ложь. – Разве не ты мечтаешь убить?

Разжав мое запястье, он отступил:

– Еще не время.

Развернувшись, Камиль рванул через бурелом и до отправления машин так и не вернулся. Только нити вязаной балаклавы развевались по ветру черным флагом, что на воде сигнализирует о начале шторма.

Приблизившись к Максиму со спины, я поздоровалась с Воронцовым-старшим. Тот посмотрел на меня хотя бы без ненависти. Пусть и тепла в его взгляде не было, и какой-то заботы, но… он ведь нанял пять вертолетов. Он был сейчас здесь, в деловом костюме и начищенных ботинках, смотрел на своего потрепанного похищением сына. Любить деньгами не хуже, чем не любить вообще ничем. Воронцов никогда не жалел своих средств на детей. Он выстроил для липовой свадьбы Аллы целый терем изо льда и построил отель в Оймяконе.

– Кира… Цела?

– Все нормально.

– Вот и славно, славно. Обязательно в храм сходи. Поставь свечи о здравии и поблагодари Господа, что вы живы остались.

Рассказать ему, что обычно происходило в церкви, как только я оказывалась там (оба раза с мамой)? Но, к своему удивлению, после его слов в храм я все же зашла.

Воронцов перевел взгляд на сына, неловко касаясь его плеча:

– Я забронировал отель. Лучший, что был. Приведи себя в порядок. Подстригись. Переоденься, выспись, поешь и вылетай в Москву.

– Ты зря забронировал. Я провожу Киру домой, – воспротивился Максим.

– Поезжайте в отель вместе. На брони президентский люкс.

– Спасибо за отель… и за вертолеты, – поблагодарила я, – бабушка волнуется, мне нужно к ней.

Максим сдержанно кивнул и протянул отцу руку, надеясь на рукопожатие, но тот колебался, почти отворачивался и кряхтел что-то под нос. Как в тот момент он напоминал мне моего отца, не умеющего контактировать со взрослой дочерью. Я думала, это потому, что ему неловко, ведь я уже взрослая девушка. Оказывается, отцам с мальчиками точно так же неловко.

– Нужно не так, – подсказала я.

Обхватив Максима за талию, а Воронцова старшего за рукав пиджака, я притянула их друг к другу, чтобы обнялись уже, как нормальные люди, когда отец находит живым похищенного сына в халупе посреди дремучего леса.

Ну да, нормальности в поводе мало, но надо же с чего-то начинать.

Моя бабушка не стала долго думать, не стала ничего спрашивать, она сразу прижала к себе меня, а потом и Максима.

– Бабуль, все хорошо. Нас нашли очень быстро.

– Кирочка, ну как же так? Вас не обижали? Вы не голодали?

– Нет, бабуль. Мы ели гамбургеры, пили кофе, танцевали… и спали…

– …ну, это лишнее.

– Мы просто спали. Там были кровать, стол и стул… и форточка под потолком.

Максим озвучил свои впечатления:

– Курорт! Экстрим на выживание! За такой туризм олигархи миллионы платят.

– Но твои олигархи знают, что не умрут в приключении. А вы? – уперлась бабушка руками в бока. – Как вы двое всегда оказываетесь впутаны в такое? Вы же еще дети!

– Ба, мне девятнадцать. Ты уже замужем была в моем возрасте.

– А ты что, замуж собралась? – смерила она Максима взглядом, сканируя на мужпригодность.

– Нет! – отрезала я, оглушив Максима своим вскриком. – Конечно, нет…

– Ну, раз пока не замужем, ты, Максим, будешь спать на дедовой походной раскладушке, а мы с Кирой займем диван. Ступайте, ступайте умываться, да мыла не жалейте. И зубы, зубы три раза почистите. А я на стол соберу.

Бабушке хватило ума дать нам таблеток для пищеварения и не позволить съесть холодец, селедку, оливье, тарелку борща и семь пампушек. Отодвинув все это в сторону, она сварила нам овсянку.

– Нельзя в голодные желудки бросать сразу много еды.

Максим сидел на табуретке в закрученном на волосах розовом полотенце с голубыми кроликами. Его пятки свисали с домашних тапочек бабушки, одеться пришлось в ее халат для бани. Он с удовольствием поглощал овсянку, запивая киселем. Щеки его разрумянились.

Я же занималась тем, что заклеивала пальцы выданным пластырем. Пропуская суставные части, я клеила пластырь на фаланги сначала левой, потом правой руки.

Когда крест-накрест и по кругу заклеила еще и запястья, Максим отставил тарелку:

– Спасибо, безумно вкусно. Я, пожалуй, закажу себе пару штанов и футболок. Кир, ты подскажешь, какой тут вай-фай? – кивнул он мне в сторону двери из кухни.

Мы вышли с ним на балкон.

– Максим, тут нет вай-фая. У тебя же спутниковая сеть.

Он вытянул руку и отклеил пластырь у меня с шеи.