На следующий день, 4 апреля, он собирался возглавить шествие протеста рабочих-мусорщиков. Когда он стоял на балконе мотеля «Лорейн», его смертельно ранили выстрелом в шею.

Общины чернокожих по всей Америке вспыхнули горем и яростью, превратив городские центры в зоны сражений. В то же время в кампусах колледжей десятки тысяч студентов выступали против войны во Вьетнаме. Правительство США только что отменило большинство отсрочек. В воздухе витала угроза, люди чувствовали, что революция может случиться в любой момент.

Многие, каждый по своим причинам, осознали, что с них хватит. Люди больше не собирались терпеть унижения. Друг Баффетта, Ник Ньюман, внезапно заявил, что больше не будет посещать собрания клубов, которые отказывались предоставлять членство евреям[385]. Уоррен тоже начал действовать. Он не разделял антисемитизм старшего поколения своей семьи, завязав дружбу и установив деловые связи со многими евреями. Как считали некоторые, он ощущал с ними общность: они были аутсайдерами, и он из-за своей социальной неприспособленности ощущал то же самое. Теперь он взялся за личный проект – продвинуть еврея, своего друга Германа Гольдштейна, в члены клуба «Омаха».

Одним из аргументов, с помощью которых заведения вроде клуба «Омаха» обосновывали свою дискриминационную политику, звучал так: у евреев есть свои клубы, в которые не принимают неевреев. Чтобы опровергнуть его, Баффетт решил попросить Ника Ньюмана выдвинуть его кандидатуру в еврейский загородный клуб «Хайленд»[386]. Вступив в еврейский загородный клуб, Баффетт спокойно мог штурмовать «Омаху». Германа Гольдштейна приняли, и стародавний религиозный барьер на пути к членству в клубе наконец-то был опрокинут.

Баффетт поступил хитро, заставив клуб принять это решение, не вступая ни с кем в конфронтацию. С одной стороны, он избежал того, чего так боялся. С другой, такой способ отражал его убеждение, что шествия и демонстрации никак не влияют на умы состоятельных бизнесменов.

Однако Баффетт хотел играть роль не только на местной сцене. С его деньгами он мог добиться влияния на национальном уровне. 1968 год был годом выборов. Чтобы попытаться сменить действующего президента Линдона Джонсона на антивоенного кандидата, нужно было много денег.

Центральной темой дебатов кампании был Вьетнам. Единственным демократом, готовым участвовать в праймериз против Джонсона, сначала был Юджин Маккарти – либеральный сенатор от Миннесоты.

Кампания началась в Нью-Гэмпшире, где Маккарти набрал 42 % голосов. Это стало поразительно мощным результатом на фоне действующего президента. Маккарти был героем студентов, «синих воротничков» и противников войны. Баффетт стал казначеем его кампании в Небраске.

Затем Джонсон объявил, что не будет баллотироваться снова. Вместо него в гонку вступил брат Джона Ф. Кеннеди – Роберт Кеннеди. Они с Маккарти вели ожесточенную борьбу, и Кеннеди выиграл праймериз в Калифорнии. Но в ночь победы Кеннеди смертельно ранили: он скончался в больнице через 24 часа.

После этого о своем выдвижении объявил вице-президент Линдона Джонсона, Хьюберт Хамфри. Он добился номинации на съезде Демократической партии в Чикаго. Баффетт поддержал Хамфри против республиканца Ричарда Никсона, который в итоге выиграл выборы.

Хотя Баффетт сожалел о своей связи с Маккарти. Впервые он освободил место в жизни для чего-то помимо инвестирования. Этим чем-то стала неэкономическая деятельность, корни которой уходили в прошлое его семьи, а ветви тянулись в неизвестное будущее.

32. Легко, безопасно, выгодно и приятно

Омаха, 1968 – 1969

В январе 1968 года Баффетт впервые созвал вместе всех своих товарищей-грэмовцев – собрание людей, верных идее посреди обезумевшего фондового рынка. Он пригласил «почти всех, кто остался от старой гвардии» – бывших учеников Грэма, Билла Руана, Уолтера Шлосса, Маршалла Вайнберга, Джека Александра и Тома Кнаппа[387]. Также он пригласил Чарли Мангера, партнера Мангера, Роя Толлеса, и партнера Джека Александра, Бадди Фокса. Эд Андерсон, который покинул партнерство Мангера и стал партнером в Tweedy, Browne, тоже был в списке приглашенных. То же касалось Сэнди Готтесмана и Генри Брандта.

Фред Стэнбэк, партнер Баффетта по сделке с Sanborn Map и его шафер на свадьбе, был слишком занят, чтобы приехать на эту встречу. Через несколько лет после того, как Уоррен окончил Колумбийский университет, он устроил в Нью-Йорке ужин, на котором присутствовали Сьюзи, Фред и Мисс Небраска 1949 года – Ванита Мэй Браун. После ужина Фред, самый закрытый из друзей Уоррена, стал, как выразился один из его приятелей, «пластилином в руках Ваниты». У Баффетта была склонность устраивать дела своих друзей, вводя их в советы директоров компаний и включая в свою жизнь при помощи всевозможных связей. Но для Фреда она обернулась худшим решением в жизни.

Они с Ванитой жили в Солсбери, где Фред вырос. Теперь он пытался выпутаться из кошмарного брака и фондовым рынком интересовался не так активно, как раньше. Рынок становился все менее привлекательным: появилось более 50 новых инвестиционных фондов и около 65 ожидали своего часа[388]. Впервые в истории США владение акциями стало модным[389]. Этот период Баффетт опишет как «манию легковерных и жадных людей, хватающихся за любой повод, чтобы убедить себя инвестировать»[390].

В этом бизнесе все еще использовались бумажные биржевые квитанции, а сертификаты акций нужно было доставлять физически, объем торгов достиг такого уровня, что рынок был погребен под тоннами бумаги. В 1967 и 1968 годах были проведены реформы по автоматизации и компьютеризации торговых систем. Одна из важнейших реформ заключалась в закрытии старого «внебиржевого» рынка. Национальная ассоциация дилеров ценных бумаг объявила, что собирается запустить новую онлайн-систему под названием NASDAQ, которая будет публиковать котировки акций небольших компаний[391]. Любой сведущий трейдер с крепким характером и склонностью поторговаться был не в восторге от этого нововведения. В условиях и без того сложного рынка оно должно была затруднить работу Баффетта.

Каждому из грэмовцев, приехавших в Ла-Холью, Уоррен разослал инструкции: «Пожалуйста, не берите с собой ничего более злободневного, чем издание “Анализа ценных бумаг” 1934 года», – писал он[392]. Жены также должны были остаться дома.

В письме Баффетт напоминал, что им предстоит слушать не друг друга, а великого человека – Бена Грэма. К своим тридцати семи годам Баффетт наконец-то достиг равенства с ним и мог позволить себе называть бывшего учителя Беном. В итоге двенадцать поклонников Грэма собрались в отеле «Коронадо», расположенном на берегу залива, напротив Сан-Диего. Уоррен хотел провести встречу в более дешевом месте, например, в Holiday Inn.

Баффетт был вне себя от гордости, ему удалось отдать дань уважения учителю и организовать демонстрацию мудрости Бена Грэма своим новым друзьям. Грэм прибыл в «Коронадо» с опозданием. Учителем он быть не перестал и сразу же