все равно что орошать пустыню с помощью садового шланга. Тем не менее, закрытие заводов привело бы к тому, что сотни людей остались без работы. Уоррен сел за стол, покрутился в кресле, подумал немного, а затем подумал еще.

Ирония заключалась в том, что партнерство Баффетта купалось в море денег[369]. Уже возникла новая порода людей, которые выросли после Второй мировой войны, не думая об уроках Великой депрессии. Цены на акции с их подачи вздымались к невиданным высотам. Баффетт начал распродавать акции American Express, общая стоимость которых к этому времени выросла с 13 до 28 миллионов долларов, обеспечив две трети прироста капитала партнерства. Но вливать эти деньги в Berkshire Hathaway Уоррен не хотел.

Наиважнейшей задачей Баффетта было поскорее найти что-то новое, к чему можно было бы пристегнуть дряхлую клячу Berkshire, пока ее «существенное влияние» на его показатели не стало невыносимым. В Омахе он уже давно положил глаз на компанию National Indemnity. Он всегда чему-то учился и на этот раз решил узнать все о страховом бизнесе. Он взял в библиотеке кучу книг и в итоге разобрался в стратегии Рингвалта, которая заключалась в том, чтобы страховать самых трудных клиентов. Баффетт понял, что Рингвалт в страховании ведет смешанную игру: принимает умеренные риски, но остается скупым и агрессивным страховщиком. Каждый вечер он обходил офис, чтобы всюду выключить свет[370]. За фантастическую цену он страховал все необычное: цирковых артистов, укротителей львов, части тела звезд бурлеска[371]. Вскоре он стал самым быстрым, дерзким и энергичным бизнесменом в Омахе.

В начале 1960-х годов Баффетт спросил своего друга Чарли Хайдера, который входил в совет директоров National Indemnity, не заинтересован ли Рингвалт в продаже. Ответ Хайдера был интригующим.

«Джек каждый год в какой-то момент хочет продать National Indemnity. Что-нибудь выводит его из себя: приходит очередной иск, который его раздражает, или что-то в этом роде. Из-за этого Джек на 15 минут впадает в ярость. Мы с Чарли Хайдером обсудили этот феномен, и я сказал ему, что, если он когда-нибудь застанет Джека в этом состоянии, пусть сразу же даст мне знать».

В один серый и тоскливый февральский день в 1967 году Хайдер обедал с Рингвалтом, и тот сказал: «Не нравится мне эта погода». Разговор постепенно перешел к тому, что он хочет продать National Indemnity. Возникло 15-минутное окно. На тот же день Хайдер организовал встречу Рингвалта с Баффеттом[372]. Джек пришел к Баффетту в офис и стал выдвигать условия. В частности, он хотел, чтобы компания оставалась в Омахе. Чувствуя, что окно вот-вот закроется, Баффетт согласился. Далее Рингвалт сказал, что не хочет увольнять сотрудников. Баффетт также ответил согласием. Рингвалт продолжил, сказав, что до сих пор ему предлагали слишком низкую цену. «Сколько вы хотите?» – спросил Баффетт. «50 долларов за акцию», – ответил Рингвалт. Это было на 15 долларов больше, чем, по мнению Уоррена, стоила компания. «Беру», – согласился он.

Баффетт вспоминает: «В этой пятнадцатиминутной зоне мы заключили сделку. Джек очень не хотел ее выполнять. Но он был честным человеком и не пошел на попятную. Джек продал мне бизнес, хотя на самом деле не хотел этого».

Поскольку Баффетт знал, что у Рингвалта будут сомнения, он действовал быстро, чтобы заключить сделку до того, как тот успеет передумать. Оба хотели, чтобы договор занимал не более одной страницы[373]. Баффетт быстро подготовил документы и положил деньги на депозит в Национальном банке США[374].

Когда через неделю Рингвалт вернулся из отпуска во Флориде, у Баффетта все было готово для закрытия сделки.

Баффетт прекрасно понимал, что с National Indemnity его состояние получит огромный импульс к росту. Спустя некоторое время он написал на эту тему текст под скучным названием «О требованиях к капиталу страховых компаний».

Именно о капитале думал Баффетт, когда приобретал National Indemnity, поскольку именно деньги были жизненной силой его партнерства.

Баффетт изобрел совершенно новый вид бизнеса. Поскольку National Indemnity зарабатывала деньги, ее прибыль он мог направить на покупку других предприятий и акций, не оставляя деньги в спячке внутри самой компании. Но если лев съест дрессировщика, National Indemnity понадобятся средства, чтобы заплатить его скорбящей семье. Тогда деньги можно будет вернуть в National Indemnity, достав их из других предприятий.

Прививка страхового бизнеса к текстильному недоразумению Berkshire Hathaway обеспечивала ее капиталу стабильность. По воле Баффетта, она сохраняла внутреннюю устойчивость и не впадала в спячку, как ящерица, когда становилось холодно, и не выползала греться на солнце, когда воздух прогревался.

Оставалось только правильно оценить риски. Как в случае с Беном Рознером и Associated Cotton Shops, Баффетт купил отличный бизнес под умелым управлением. Ему нужно было, чтобы Джек Рингвалт остался. Баффетт хорошо платил ему. Кроме того, между ними завязались дружеские отношения.

31. На эшафоте творится будущее

Омаха, 1967 – 1968

Летом 1967 года по стране прокатилась самая большая со времен Гражданской войны волна беспорядков. Баффетты, как Уоррен, так и Сьюзи, теперь пользовались влиянием в городе. Рэки Ньюман, жена Ника Ньюмана, лучшего омахского друга Уоррена, вместе со Сьюзи пыталась повлиять на волонтерскую организацию YMCA и другие подобные, чтобы они выделяли больше денег своим филиалам в неблагополучных районах. Через Объединенный методистский общественный центр, которым руководил их друг-афроамериканец Родни Вид[375], Сьюзи и Рэки отправляли чернокожих детей в летние лагеря и организовали для местных старшеклассников группу межрасового диалога[376].

Вид стал частым гостем в доме Баффеттов. Ник Ньюман поспособствовал тому, чтобы к борьбе присоединился и Уоррен, принимая участие во встречах местных групп по защите гражданских прав. Уоррену работать не приходилось: его роль сводилась к произнесению речей.

Уоррена познакомили с Джо Розенфельдом, который управлял сетью универмагов Younkers. У него были хорошие связи как в местных, так и в государственных политических кругах. Также он был попечителем Гриннеллского колледжа в штате Айова. Через 80 с чем-то лет после своего основания в 1846 году колледж был на грани разорения, но за четверть века управления средствами колледжа Розенфельд увеличил фонд почти до 10 миллионов долларов[377]. Он обладал острым умом, который сочетался с вечной ноткой грусти после того, как Джо потерял единственного сына в результате трагического происшествия. Учитывая общие интересы, Розенфельд хотел привлечь Баффеттов к своему самому важному делу – попечению над Гриннеллским колледжем.

В октябре 1967 года колледж проводил трехдневную благотворительную конференцию на тему «Гуманитарный колледж в меняющемся мире» и привлек к этому