Шрифт:
Закладка:
Предпринимательство действительно забурлило, но спекулятивное. Банки, подряды, концессии. Вот здесь-то коррупция развернулась в полную волюшку. В министерстве государственных имуществ Валуева позже вскрылись крупные злоупотребления по продаже «расказаченной» земли на Южном Урале. А самые масштабные махинации развернулись вокруг железнодорожных концессий – условия предоставлялись фантастические, государство гарантировало частным компаниям покрытие их расходов, еще и оговоренную норму прибыли, доплачивая из казны. Они бессовестно завышали свои расходы и занижали доходы, и убытки на такие доплаты превышали 40 млн руб. в год. К столь сытным кормушкам, разумеется, дорывались те, кто имел связи, делился с кем нужно, и появились «железнодорожные короли» из банкиров: Поляков, Блиох, Кроненберг, Губонин и др. [89, с. 183, 352].
Историки приходят к выводу, что государство в этот период «в сущности, служило орудием для обогащения грюндеров, спекулянтов, вообще – хищнической буржуазии» [90, с. 256]. Бюджет трещал по швам. Чтобы покрыть дефициты, правительство наращивало выпуск бумажных денег, и если при Николае I они твердо обеспечивались золотом, то при Александре II курс кредитного рубля упал до 0,617 к золотому. Для покрытия расходов Россия стала регулярно прибегать к иностранным займам, и брали их на крайне невыгодных условиях, внешний долг достиг 5,9 млрд руб. [89, с. 59–60].
Ну а заявления Шувалова и других консерваторов, что пора прекратить реформы, стали лишь благими пожеланиями. Те преобразования, что уже раскрутились, сами тянули за собой следующие. Так, земское самоуправление внедрили для губерний и уездов. В их ведение попали и города, и сельская местность. Но у городов, особенно крупных, была своя специфика, и еще в 1864 г. выборное самоуправление было учреждено в Москве. Посыпались предложения распространить новшество на всю страну для улучшения городских хозяйств.
Снова создавались комиссии, вырабатывались проекты, обсуждались на местах и в столице, и 16 июня 1870 г. государь утвердил Городовое положение, вводившее органы общественного управления, городские думы и управы. Выбирали их те горожане, кому исполнилось 25 лет и старше, платившие городские налоги и сборы: домовладельцы, купцы, промышленники, состоятельные ремесленники. Женщины и лица до 25 лет, попадающие под эту категорию, тоже имели право голосовать, но не лично, а через доверенных. Не допускались к выборам банкроты, осужденные, лишенные духовного сана, состоящие под следствием, но не допускались и губернские чиновники, полицейские.
Дума из 30–72 гласных принимала решения, для исполнения избирала управу из 2–3 человек, состав ее периодически обновлялся. Избирался и городской голова, председатель как думы, так и управы. В губернских центрах его утверждал министр внутренних дел, в прочих городах – губернатор. В думе могли состоять не христиане, но не более одной трети, а должность городского головы не могли занимать евреи. В ведение органов самоуправления передавались хозяйственные дела, благоустройство, продовольственное обеспечение, противопожарные меры, здравоохранение, народное образование, устройство бирж, кредитных учреждений. По данным вопросам городская дума могла издавать обязательные для жителей постановления (согласованные с полицией и губернатором). А на расходы она вводила сборы с недвижимости, торгово-промышленных заведений, рынков, скотобоен, могла брать займы.
Городская реформа стала дополнением земской. В компетенции земств теперь стали пониматься в основном сельские районы, а в городах появились свои органы, при этом количество выборных общественных учреждений резко возрасло. Соответственно, в их деятельность вовлекались более широкие слои населения, в этих «школах демократии» обкатывались новые либеральные активисты, мечтали о новых правах, «свободах» (и раздражались контролем со стороны администрации и полиции).
Незавершенной оставалась и реформа образования. Начальные школы отдали земствам и городским самоуправлениям, высшие учебные заведения подгоняли под западные университетские уставы, а было еще среднее звено. Основой его являлись гимназии, учрежденные Александром I в пору собственных либеральных увлечений. Они должны были готовить «просвещенных» дворян, чиновников, кандидатов в европейские университеты, и для них переняли распространенную тогда на Западе масонскую систему «классического» образования. Упор делался на латынь, древнегреческий язык, гимназисты досконально изучали античных классиков, историю Древней Греции и Рима – это считалось признаком «культуры», а латынь – международным научным языком.
Ранее уже отмечалось, что Николай I признал более нужными для страны не знание греческой мифологии и латинских цитат, а подготовку квалифицированных специалистов. Из программы обучения собственных детей зубрежку мертвых языков он вычеркнул, а гимназии стал преобразовывать в «реальные» с углубленным преподаванием технических, естественных, точных наук. С 1864 г. российские гимназии стали всесословными, принимали учеников независимо от происхождения и вероисповедания, если родители или опекуны могли оплачивать учебу.
Но расследование покушения на царя, вскрывшее целый ряд революционных организаций, установило, что разрушительные веяния гуляют главным образом среди учащейся молодежи, даже той, что еще не состояла ни в каких кружках. Председатель следственной комиссии М. Н. Муравьев докладывал, что требуется «очищение» учебных заведений, которые «вместо образования полезных граждан» воспитали «поколение, зараженное ультрадемократизмом, социализмом, нигилизмом». Его поддержали многие патриоты, о необходимости оздоровления системы образования взывал популярный публицист и издатель Катков.
Согласился и государь, издал рескрипт о радикальном преобразовании школы, чтобы искоренить «пагубные лжеучения», «стремления к умствованию, дерзновенно посягающие на все… искони священное, на религиозные верования, на основы семейной жизни, на право собственности, на покорность закону и на уважение к установленным властям». Но… Валуев, еще будучи министром внутренних дел, повернул всю критику на реальное образование. Указывал императору, что оно «всегда и везде более способствовало распространению материализма и грубых социалистических теорий, чем классическое».
Причем его доводы подхватили и многие консерваторы – дескать, естественные науки способствуют утверждению материализма, а стало быть, атеизма, ну а следом и революционные учения. Озаботились и наплывом в гимназии детей торговцев, ремесленников, богатых крестьян – а в результате умножалось число разночинцев среди студентов, чиновников (для поступления на государственную службу достаточно было закончить даже не гимназию, а прогимназию). Высокопоставленные деятели вспоминали времена своей молодости, когда гимназии были только классическими, дворянскими – и никаких политических проблем не возникало.
А взялся за реформу столь сомнительный консерватор из «константиновцев», как Толстой. Ставил задачу ограничить доступ в университеты выходцев из низших сословий и выход видел в том же «классическом образовании» – доказывал, что трудный курс «мертвых» языков станет барьером для хуже подготовленных разночинцев. Большинство членов Государственного совета возражали против предложенного проекта. Но Александра II от «классики» избавил отец, он не осознавал в полной мере никчемность этой
