и даже с обращением «Авва» (Мк 14:36; ср. Гал 4:6; Рим 8:15). При этом в Новом Завете «супруг» [ «муж»] теперь уже не Бог[-Отец], а только Иисус Христос (см. разделы 4.2, 9.6), тогда как община его приверженцев, выступающая в качестве нового искупленного человечества, по отношению к Нему становится «женой» (2 Кор 11:2). Отрицательная роль первой женщины, Евы, сменяется положительной ролью общины нового союза, скрепленного кровью Христовой, и эта община выступает перед Ним «женою», «славною… не имеющею пятна, или порока, или чего-либо подобного, [она] свята и непорочна» (Еф 5:27).

Среди стольких необычайных аспектов Апокалипсиса вообще и его 12-й главы в частности есть еще следующий: тексты из Ветхого Завета в книге во множестве пересказываются, но никогда не цитируются. Как отмечал один исследователь, чтобы понять, например, описание «жены, облеченной в солнце» достаточно было бы обратиться к связанным с ней текстам ветхозаветного предания. Но тот же ученый добавляет, что «женщина, облеченная в солнце, – новый образ»[259].

Итак, среди роскошной и сложной символики Апокалипсиса, переполненной ветхо– и новозаветными мотивами, «жена, облеченная в солнце» представляет новое сообщество, новый Израиль. Следовательно, она являет собой Церковь, не пребывающую в первозданной непорочности, в которой на заре истории пребывала Ева, но озаренную солнцем праведности и святости, и это солнце есть Бог.

Этой Церкви радуется сам Господь, как супруг радуется супруге, сияющей своей красотой в день свадьбы. Двенадцать звезд венца на голове женщины – знаки победы и превосходства. Они напоминают о прошлом, о древних двенадцати коленах, образовавших народ Израиля, а из более поздних времен – о двенадцати апостолах, избранных Иисусом Христом для основания мессианской общины, которая есть Церковь (Откр 21:12–14; Быт 37:9). Не менее загадочный, но поддающийся расшифровке символ – луна под ногами той, кого теперь можно назвать женой-Церковью. Он может быть указанием на то, что новая община искупленных согласно исполняющемуся божественному плану господствует над самой переменчивостью времен, ибо в силу спасения, свершившегося во Христе, она отныне принадлежит Богу – совершенно, всецело и навеки.

Но здесь можно выдвинуть гипотезу или по меньшей мере нельзя исключить в принципе, что, по предположению святоотеческой экзегезы, Апокалипсис, повествуя о «великом знамении», побуждает вспомнить не только о Церкви, но вместе с ней и о Деве Марии, давшей плоть и кровь Мессии. В сущности жена-Церковь есть только развитие во времени и среди людей того, что произошло в утробе Марии. Именно родив Иисуса, прозванного Христом, в Нем она породила тех, которые Им, его страстями, смертью и воскресением предназначены к спасению, к божественной жизни. «Великое знамение» в образе «жены, облеченной в солнце» указывает на реальность Церкви, т. е. на мессианское сообщество, а это предполагает, по крайней мере в зародыше, реальность Марии.

С другой стороны, Мария как исторический персонаж может также отображать реальность древнего народа Божиего, Израиля, как показал еще Лука, вложив в уста Девы Марии «Магнификат» с такими словами: «Воспринял Израиля, отрока Своего, воспомянув милость, как говорил отцам нашим к Аврааму и семени его до века» (1:54–55).

В мозаике библейских воспоминаний, каковой представляется «Магнификат», эти строки являются завершающими, и здесь Лука, по всей видимости, заставляет Деву Марию говорить от имени всего Божиего народа, Израиля. Ведь Мария – мать Иисуса из Назарета, Мессии, провозглашающая и исполняющая обещания, данные Богом Израилю, – и в Нем благословятся все племена земные. Но если в Иисусе исполняется ожидание Израиля, то через Марию Иисус приходит в мир. И независимо от того, является она или нет представителем всех смиренных, согласно выдвинутой ранее гипотезе (раздел 8.3), устами Марии говорит весь Израиль.

Древний Израиль, новый Израиль или мессианский народ, который есть Церковь, и наконец Марию можно представить как три кольца, которые, каждое по-разному, но навеки слиты воедино. Этот образ используется в Апокалипсисе, указывая на многозначную символику женской фигуры, уже действовавшей в старом завете, но в сиянии Христа особенно захватывающе прославленной в новом. Однажды великий и смиренный Франциск Ассизский в утонченной умной молитве, слушая Священное Писание, воззвал: «Мария, Дева, которая создала Церковь!»[260].

10.2. «Великая блудница», упоенная кровью

Позитивная интерпретация «великого знамения» в образе «жены, облеченной в солнце» вызвала немало возражений со стороны феминисток. Одна из них, например, заявила, что в Откр 12:1–6 есть явные свидетельства маскулинизма и патриархальности и еще больше возмутительных заявлений в других частях иоанновой книги. Из-за убогого представления о женщинах, сложившегося у ее автора, все женские символы Апокалипсиса отражают «андроцентрическую культуру I в.: женщины изображены карикатурно как девственницы, блудницы или матери. ‹…› Стереотипные женские образы в книге не отражают весь спектр подлинной женственности ни времен Иоанна, ни нашего времени»[261].

Действительно, в запутанном лабиринте Апокалипсиса, куда легче войти, чем оттуда выйти с каким-либо бесспорным герменевтическим успехом, устроен целый парад отнюдь не восхитительных женщин. Вот, к примеру, Иезавель, выдающая себя за пророчицу и соблазняющая верующих во Христа, уча их «любодействовать и есть идоложертвенное» (Откр 2:20).

Другой женский образ, абсолютно отрицательный, – «великая блудница» (πόρνης τῆς μεγάλης), о которой сказано, что «с нею блудодействовали цари земные, и вином ее блудодеяния упивались живущие на земле» (17:2; ср. 19:2).

У этой «блудницы», представшей в видении Иоанну, «на челе… написано имя: тайна, Вавилон великий, мать блудницам и мерзостям земным. ‹…› Жена упоена была кровью святых и кровью свидетелей Иисусовых» (17:5–6).

Но что скрывается за этим образом? Одни исследователи полагают, что это Вавилон, другие – что Рим, третьи – что это даже Иерусалим, либо все три города вместе (или два из них). Этот вопрос вызывает другой, более общего характера: Апокалипсис – это антиримский или антииудейский пасквиль? Некоторые исследователи склоняются к антиримской версии.

Вероятно, опрометчиво видеть в «великой блуднице» абстрактное изображение демонических черт власти. Автор Апокалипсиса любит «видения», а не «абстракции». Тогда нужно подумать о конкретной власти, идолопоклоннической и кровавой, о том, как ее пережил автор Апокалипсиса. Мог ли Иоанн без причины не ссылаться на действующую страшную политико-религиозную «власть», на устраиваемые именно римской властью гонения и казни? И все-таки утверждалось также, что

ошибочно идентифицировать Вавилон с конкретной человеческой властью, в частности с Римской империей: апокалиптический символ имеет гораздо более широкий смысл, и, применительно к исторической ситуацию конкретного человека в конкретное время, этот символ может иметь огромное множество приложений[262].

Тем не менее одна феминистка заявила, что когда в Апокалипсисе появляются символические женские фигуры, то, даже если указывается на конкретный город, понятно, зачем нужны образы этих опасных, вселяющих страх женщин, чьи отвратительные черты автор описывает, пожалуй, с особенным удовольствием. Сегодня всё это не может не представлять проблемы для женщин,