Φιλία и φιλεῖν означают дружбу, сердечную эмоциональную привязанность, выражающуюся в искреннем диалоге, взаимопомощи, заботе друг о друге. Этот вид любви требует взаимности, и обычно она предполагает социальное и культурное равенство, что выражается в известной латинской поговорке: «Аmicitia pares invenit aut facit»[274].

Στοργή и στέργειν выражают спонтанное чувство солидарности, присущее людям, связанным кровными узами, членам одной семьи, например, родителям и детям, или соединенным общим социальным либо историческим происхождением – членам одной этнической общности или жителям одного города. Эти слова означают также уважение и привязанность к таким объектам, как родной город или родная страна.

Слова ἀγάπη и ἀγαπᾶν употреблялись очень редко. Как правило, они означают благорасположение, благосклонность, добросердечность, высокую оценку как результат сознательного свободного и бескорыстного выбора. Эти чувства сближают разных по своему положению личностей – управляющих и управляемых, благодетелей и облагодетельствованных.

Оставаясь в рамках внебиблейского греческого языка, нужно учесть, что основное значение ἀγάπη и ἀγαπᾶν исключает неудержимую эмоциональность эроса и трепетную сердечность филии, оно объединяет целую гамму «оттенков» значений: быть чем-то довольным, принимать, приветствовать с подобающими почестями; одобрительно смотреть на кого-то или на что-то; предпочитать кого-либо, уважать более, чем кого-то другого. Если эрос может «бродить» там и сям в поисках удобного случая побыстрее удовлетворить желание, то агапа – это любовь, которая избирает и чтит свой объект. Эрос представляет собой желание, полное напряженной динамики: его вызывает, привлекает, соблазняет тот или иной объект. Агапическая любовь исходит от субъекта как выбор, решение, свободный акт. Ἐρως и ἐρᾶν могут подняться с низменного вульгарного уровня до возвышенного, даже божественного. Напротив, ἀγάπη и ἀγαπᾶν направлены от сильного к слабому, от великого к малому и могут поднять низкое до высокого. Предвосхищая то, о чем подробно будет сказано далее (в разделе 11.6), отметим, что по крайней мере в этом вопросе Андерс Нюгрен (Nygren) передал самую суть: в античной языческой Греции эрос был в общем и целом любовью «восходящей», агапа – любовью «расширяющейся». Первая ищет удовлетворения в жажде жизни и наслаждении, вторая располагает к благодеяниям и щедрости. От Гомера до Плотина, через Платона и Аристотеля, во всей древнегреческой литературе остаются семантически слабыми и редко встречаются слова ἀγάπη – ἀγαπᾶν: это особенно очевидно по сравнению с частым употреблением слов ἔρως – ἔρᾶν, φιλία – φιλεῖν и даже στοργή и στέργειν.

Что касается Библии, то Ветхий Завет и – в своей особенной манере – Новый Завет от начала до конца обнаруживают отличное знание всей гаммы проявлений человеческой любви от самых благородных до самых простецких. К любви безусловно относится и половое влечение, полное пылкой страсти, присущее человеческой природе, стремящейся соединиться с любимым существом, обладать им вплоть до акта предельной интимной физической близости, доставляющей высшее наслаждение.

Тогда почему во всей Библии, переведенной с древнееврейского языка на греческий и названной Септуагинта, наблюдается такая строгая и упорная языковая цензура в отношении эроса и всех однокоренных слов? Удивительно не только то, что этот греческий перевод Библии тщательно избегает существительного ἔρως и глагола ἐρᾶν, но и то, что в нем используются слова αγάπη и αγαπᾶν даже тогда, когда речь явным образом идет об «эротической» любви, как например в книге Осии, где любовная символика присутствует при описании отношений между Богом и его народом, между YHWH и Израилем, и, что еще удивительнее, в Песни песней (см. гл. 5). Как уже говорилось, исключений очень мало, и они относятся к поздним книгам – Притчей (4:6) и Премудрости (3:9; 6:18), причем вторая, повторим, была изначально написана по-гречески. К этому вопросу мы вернемся далее, когда в связи с этой темой поговорим об Оригене (разделы 11.4–5).

Какова же причина подобного принципиального решения, принятого «семьюдесятью толковниками» в отношении греческого языка, решения, последовательно и без колебаний подтвержденного авторами Нового Завета? Единственный приемлемый ответ таков: в Библии на греческом языке переводчики хотели говорить о любви во всех ее формах, о ее истоках, воздействиях и признаках, но говорить совершенно иначе и даже в противоположном ключе, нежели в том, в котором ее переживали и понимали язычники – носители классической и эллинистической греческой культуры.

Септуагинта представляет собой беспрецедентное в языческой древности явление и даже основополагающее для западной цивилизации событие. Блистательную характеристику этому событию дал Э. Левинас: «Что такое Европа? Это Библия и греки»[275].

Быть может, лучше говорить о честном договоре, заключенном с Библией всем Западом, а не только Европой. Стоит также добавить, что наряду с Библией и греками среди кредиторов Европы и Запада – в плане их культурной идентичности – есть еще Рим[276]. Также верно, что отношения между иудаизмом и эллинизмом не были однонаправленными: они были сложными, меняясь во времени (фактически имело место взаимовлияние). Не кажется лишним подчеркнуть, что Септуагинта сама по себе была чрезвычайно важным вкладом иудаизма в формирование западной культуры. И она была не единственным, а одним из целого ряда переводов, выполненных в III–II вв. до н. э. Для их изучения нужно ознакомиться не только с различными книгами Библии, но и с отдельными литературными фрагментами этих книг, где нашла отражение та или иная техника перевода. По мнению некоторых исследователей, произошла определенная семитизация греческого языка, а по мнению других, напротив, в священные тексты евреев проник греческий дух. Существует и такая точка зрения, что перед нами здесь нечто большее, чем перевод, а именно «теологический комментарий» и даже «автономное литературное произведение, сложившееся вокруг нового созвездия смыслов, присущих греческой системе мышления»[277].

В Септуагинте ряд греческих слов иногда используются в их исходном семитском значении, а иногда – в греческом. Порой они включаются в новые семантические поля, порой уступают место неологизмам. Избирательный словарь создается не только с целью как можно точнее передать исходное значение, но также, причем в большей степени, с целью избежать засорения текста понятиями чуждых религий. Иудеям, жившим в средиземноморском и ближневосточном мире, заполненном обольстительным множеством культур и религий, любой ценой нужно было отделить и утвердить своеобразный, самобытный характер их религии – веры Израиля. Среду, в которой возникла Септуагинта, возможно, весьма удачно характеризует всего лишь топоним: Александрия Египетская.

Еврейская диаспора складывалась в Александрии главным образом начиная с эпохи Птолемеев (с 282 г. до н. э.). Помимо прочего, она была привлекательной для еврейского сообщества еще и потому, что представляла собой один из самых блестящих центров античного Средиземноморья. Вполне вероятно, что наряду с Септуагинтой в этом городе была написана – сразу по-гречески – Премудрость Соломона. Здесь писал свои трактаты Филон Александрийский. Но именно потому, что Книга Премудрости