что Османская династия создала новый правящий класс, приобретший оптимальные физические, интеллектуальные и моральные качества[613]. «Истинными османами» были новообращенные, знавшие, что уклад жизни в империи покоится на многорасовом и многоэтническом фундаменте[614].

Его видение заключалось в синтезе Востока и Запада, мусульманства и христианства. И все же это был не тот мультикультурализм, что знаком нам сегодня.

Мустафа Али предпочитал жителей Запада (румийцев) жителям востока (в основном имея в виду иранцев)[615]. Он, как и другие османы, проводил различие между «родиной» Рума, с одной стороны, и Ираном и землями арабов – с другой. Он утверждал, что определенные этнические группы не подходят для административных должностей. Получив слишком много власти и богатства, те стали наглыми и разжигали мятежи[616]. Али порицал «упрямых» и «вероломных» курдов и «злобных» и «озорных» туркменских кочевников.

После подготовки к религиозной карьере в Стамбуле, в 1560 г. Мустафа начал работать секретарем канцелярии сына Сулеймана I, принца Селима, в Конье. Не сумев завоевать благосклонность султана, он также не заручился покровительством Селима II или его преемника Мурада III. За свою сорокалетнюю карьеру, за исключением двухлетнего пребывания секретарем корпуса янычар и секретарем имперского совета в Стамбуле, Али занимал должности секретаря канцелярии, регистратора земельных субсидий и финансового директора в Сирии, Ираке и Анатолии. Его часто увольняли с постов, он страдал от безработицы, и в какой-то момент ему пришлось продать все имущество, чтобы не умереть с голоду. В 1597 г. он умолял преемника Мурада III, Мехмеда III, назначить его канцлером или генерал-губернатором, в чем ему было отказано. В 1599 г. он получил должность в Джидде, порту Мекки, где и скончался в следующем году[617].

Краткий обзор его жизни показывает, что Мустафа Али часто «застревал» на провинциальных постах и неоднократно исключался из продвижения по службе, а потому так и не достиг своих целей. Те из его окружения, перед кем он чувствовал превосходство, получили повышение по службе, потому что у них были нужные связи. Эти невежды разбогатели, в то время как он все глубже увязал в долгах, ему приходилось брать кредиты. Али саркастически заметил, что богатые торговцы, имевшие бизнес в Индии, не спят всю ночь и устают, пересчитывая деньги[618]. Мустафа подумывал о переселении в Индию, где, по его мнению, ценят таких ученых, как он, которые пока не могут занять высокие административные посты в сердце империи[619].

Расстроенный мужчина чувствовал, что заслуживает высокого поста в столичной администрации, но не мог его добиться. Иностранцы с востока проникли в страну, незаслуженно вошли в систему и продвинулись вперед, в то время как Али – истинный сын земли – был проигнорирован. Женщины и афроосманские евнухи, находившиеся в эпицентре власти, принимали важные решения. Он не рассматривал повышение их значимости как следствие изменений в культуре и административной практике династии, приведших к сосредоточению власти в гареме. Он считал это символом османской «коррупции» и отхода от меритократии.

По словам Мустафы Али, султан предпочитал иранцев – широкий термин, означающий выходцев с Востока, в том числе арабов, иранцев, курдов и туркмен – начинающим дворцовым рекрутам из Юго-Восточной Европы и северо-западной Анатолии или отпрыскам местных образованных семей, таким, как он сам. Поэт жаловался, что, поскольку на важные должности назначались иностранные простолюдины, достойных местных жителей игнорировали[620]. В течение трех столетий империя вербовала военных рабов из Рума, чтобы они служили в качестве элитного класса управленцев и офицеров. Свободнорожденные мусульмане из Рима доминировали в сфере религии. Мустафа Али утверждал, что из них получались самые преданные, образцовые слуги. Сохранение классовой системы, отделявшей правящий военный класс от простолюдинов, делало османов достойными восхищения. Али настаивал на том, что османский уклад был основан на «римскости» и дворцовом образовании, как велело светское законодательство и обычаи[621].

Разгневанный, разочарованный, обиженный и напуганный историк написал «Совет для султанов» в 1581 г., когда ему был сорок один год, а Османская империя вступала в четвертое столетие своего существования. Книга Али популяризировала идею об упадке государства.

Меритократическое устройство османского общества породило то, что было самым замечательным в этой стране: ее «римскость». Создавая новый правящий класс из обескровленных, смешанных по этническому составу новобранцев, Османская династия отбирала лучших и объединяла их в прародителей могущественной империи. Теперь, проиграв в ходе сейсмических социально-экономических преобразований, изменивших общественный договор между правителем и подданными, критики искали объяснение тому, что они считали упадком. Таким образом, совет султанов был символом кризиса, реального и воображаемого. Он сосредоточился на дисбалансе между социальными группами, восхождении нового класса, определяемого скорее богатством, чем заслугами, и недоверии к новым критериям получения высоких должностей. Ослабление Османской империи оказалось настолько мощным аргументом, что даже почти одновременные цареубийства в этом государстве и Англии в XVII в. – в обеих странах такое случалось впервые и знаменовало собой изменение баланса сил – интерпретируются современными историками совершенно по-разному.

После Сулеймана I: «султанат женщин»

Мустафу Али разозлило то, что он воспринял как полный отказ от расовых классовых различий. Поэт утверждал, что богатые курды и турки получают правительственные должности, хоть и «не обладают достаточными способностями и квалификацией» и «никогда не будут пригодны» для управления «и для того, чтобы отличать правильное от неправильного». Им достаточно дать оружие, лошадей и военное снаряжение. Выходить за рамки непостижимо и опасно. Он пренебрегал их надежностью, лояльностью и способностью управлять. Если бы только, писал Али, султаны вникали в то, чему учит прошлое, то увидели бы ошибки настоящего[622]. Вот только и сам он был неправ, возлагая надежды на султанат.

После смерти Сулеймана I в 1566 г. османы вступили в новую фазу демографической политики. Наряду с ростом влияния женщин гарема возник оседлый, а не воинственный султанат. Старшинство стало новым законом наследования, отменяя братоубийство. Это превратило наследование в автоматическую процедуру. Благодаря тому что преемник также проживал во дворце, возведение на престол стало быстрым и легким, но не избавило от последующих политических кризисов или насилия. В конце XVI в. начинается эпоха, которую когда-то уничижительно называли «женским султанатом», когда мать принца (валиде-султан) после полового акта с супругом оказывалась более влиятельной, чем сам правитель. Она контролировала гарем, передавала политические ценности, защищала и сохраняла династию.

С возвышением валиде-султан уменьшилась важность того, чтобы султан был гази[623] и вел джихад, или войну против христианских держав[624]. Военные способности имели большое значение для османских императоров с 1280-х по 1453 г., особенно командование войсками в газавате, что, по