Наконец, процессия с гробом прежнего правителя, увенчанного гигантским тюрбаном, за которым следовали лошади покойного без всадников, достигла кладбища за его мечетью в Стамбуле.

Когда наверху был воздвигнут полог, его похоронили в земле. Затем шатер заменили восьмиугольным мавзолеем с куполом, свет проникал внутрь сквозь витражные окна, обрамленные арками из красного и белого камня. Его стены облицованы изысканными панелями из изумрудно-зеленой и бирюзовой изникской плитки и полос красного и зеленого мрамора. Несмотря на то что это роскошный памятник земному царю, стихи Корана в гробнице напоминают людям о необходимости быть смиренными, поскольку он был наместником Бога. Прошло восемь лет с тех пор, как жена Сулеймана I, Хюррем, была похоронена в соседней, меньшей по размеру гробнице.

Ее сын, Селим II, в целом не был заинтересован в управлении страной и уполномочил своего великого визиря Соколлу Мехмед-пашу принимать большинство решений. Султану приписывают завоевание Кипра в 1571 г. и Туниса в 1574 г., но на самом деле он был тучным обжорой, который едва мог оседлать лошадь. И иностранцы, и османы замечали, что халиф слишком любит вино, прелюбодеяние и пренебрегает посещением мечети в пользу поэтических собраний[569]. То, что красивая овдовевшая поэтесса Хубби-хатун вошла в гарем султана и стала его доверенным лицом, вызвало дополнительное порицание[570]. Селим II попытался улучшить свой имидж, приказав мастеру-архитектору Синану построить лучшую из всех османских мечетей – Селимие в Эдирне (1575). Он поклялся бросить пить и устраивать вечеринки[571], но в возрасте пятидесяти лет умер после падения в ванне. Османские писатели сетовали на то, что, если бы способному Мустафе[572] было позволено править, империя осталась бы в умелых руках.

Османские султанши, византийские императрицы и монгольские ханши: политическая роль женщин королевской крови

Османские женщины играли важную роль в политической жизни страны, но были менее значимы, чем византийские императрицы, монгольские ханши и европейские королевы-христианки.

Большая часть церемоний и жизни османского двора отражала древние обычаи. Византийские женщины были влиятельны и даже властвовали при дворе более тысячи лет, иногда правя как императрицы. Такое положение могла занять не только жена императора, но и его сестра, мать или дочь. Из-за христианского акцента на моногамии императорские вдовы часто отказывались вступать в повторный брак и сохраняли свое положение при дворе. Его иерархия, подобная устройству будущего дворца Топкапы, была одной из причин такого женского влияния[573]. У императрицы были собственные покои, укомплектованные евнухами, занимавшими те же должности, что и при дворе императора. Она и ее придворные отвечали за королевские браки, похороны и возведение на престол, организуя женскую часть придворной церемонии. Правительница рожала наследников в пурпурной комнате[574]. Статус «багрянородного» использовался в течение семи столетий для гарантии и легитимизации власти[575]. Еще одной причиной влияния императрицы было то, что женщины королевской семьи были финансово независимы. В отличие от ислама, византийский закон гарантировал, что дочери наследовали наравне с сыновьями. У них был доход, они владели недвижимостью и управляли ею[576]. Женщины часто покровительствовали искусству и участвовали в возведении монументальных зданий, церквей и монастырей.

Как османская, так и византийская принцессы выдавались замуж с целью заключения политического союза. В первые века османы женились на иностранках, которые почти никогда не рожали детей, потому что эта роль предназначалась для наложниц-рабынь, чья верность династии не вызывала сомнений. Напротив, византийцы поддерживали союзы с иностранными правителями. Цель состояла в том, чтобы обеспечить дипломатические связи.[577] Византийки содержали свиту, включая священников, и распространяли православное христианство в других странах. Дочь византийского императора Михаила VIII (1261–1282 гг.) Мария была отправлена в Персию, чтобы выйти замуж за монгольского правителя династии Ильханидов. Там она пропагандировала христианство и строила церкви[578].

Когда ее супруг умер, она вернулась в Константинополь, где древняя церковь[579] была переименована в ее честь – сегодня это единственный все еще действующий храм, построенный византийцами, в Стамбуле. Кроме того, Мария стала покровительницей монастыря Хора. Османские принцессы, однако, не выходили замуж за христианских правителей в рамках брачных союзов, призванных служить дипломатии и улучшать или поддерживать международные отношения. В первые века существования государства их выдавали замуж с целью заключения союза с соперниками-мусульманами[580]. В более поздние столетия османские женщины, жившие во дворце, сочетались браком с сановниками из Дивана, визирями.

Османки никогда не правили империей, как это делали византийки. Они также не были ханшами, равными ханам, как в Монгольской империи. Они не служили на поле боя, как их тюрко-монгольские предшественницы. Чингисхан добился успеха благодаря своей матери. Соркоктани Беки – мать четвертого монгольского хана Мункэ, пятого хана Хубилая и хана Хулагу, основателя династии Ильханидов, – также тщательно обучала детей[581]. Арабский путешественник по Центральной Азии отметил, насколько «примечательным было уважение, проявляемое турками к женщинам, поскольку они занимают более достойное положение, чем мужчины»[582]. Когда монгольский хан Золотой Орды издавал указ, в нем говорилось: «По приказу султана и ханш». В османском Изнике (в древности – Никее) путешественника приветствовал не султан Орхан I, а его жена, также командовавшая солдатами в недавно завоеванном, но опустевшем городе[583].

По сравнению с предшественницами, османские женщины имели меньше власти после завоевания Константинополя. Хотя они играли важную роль, тем не менее не следует ее преувеличивать, споря с западным восприятием гарема как комнат для оргий похотливых восточных тиранов. Женщины играли важную роль в продолжении династии, в дворцовой политике и в популяризации доброго и благочестивого имени Османской империи. Начиная с Хюррем-султан в XVI в., женщины королевской крови спонсировали мечети в Стамбуле.

Хотя главный евнух гарема служил надзирателем за королевскими фондами, некоторые женщины выделяли средства на монументальные общественные работы по всей империи. Хюррем-султан жертвовала на строительство мечетей, медресе, общественных бань, столовых, больниц, начальных школ, пекарен, общественных туалетов, постоялых дворов и гостиниц для паломников в Мекке, Медине и Иерусалиме (точно так же, как Елена, мать византийского императора Константина, спонсировала работы в этом городе), а также Эдирне и Стамбуле. Район, где располагался фонд мечети Хюррем-султан, до сих пор называется Хасеки – «любимый» – в честь нее.

Единственная оставшаяся в живых дочь Сулеймана I и его близкое доверенное лицо Михримах, никогда не считавшаяся достойной править, потому что была женщиной, помогла построить две мечети в Стамбуле. Первая появилась в 1540-х гг. на востоке, на азиатской стороне, в самом сердце Ускюдара. Вторая была возведена в 1560-х гг. на западе, у ворот Эдирне, где Мехмед II Завоеватель