Шрифт:
Закладка:
Даня вкратце объяснил те бюрократические формальности, которые собирался скрыть от директора. Просто чтобы отделаться, это быстрее всего. Без Золотухина ничего не получится, а его нужно было накормить, и не только средней пухлости конвертом, который тот мял в руках.
– Ну что ж, понятно-понятно, Америка, значит…
– Да.
– Да-с… Интернат, там действительно свои правила. – Золотухин вертел и пощупывал конверт.
– Да, и он – увы, единственный вариант, если учитывать все вводные и пытаться найти какое-то подходящее место. Частных интернатов у нас в городе или поблизости так или иначе нет. Ни нормальных, ни каких-то еще. Этот… вполне нормальный. С учетом всех вводных опять же.
– Конечно, мы вам поможем, Даниил Алексеевич, что мы, изверги, что ли.
– Спасибо, – ответил Даня. Он ждал, когда закончится моноспектакль и можно будет уйти.
– Видит бог, ситуации действительно бывают разные. В интернате мальчику будет хорошо.
Даня медленно – и сухо – кивнул.
– Я отдал мальчика в надежные руки. Знаете, у нас приглашенный специалист, профи своего дела. Мы с ней, с Динарой Саидовной, поработаем над документами и…
– Меня не интересуют подробности. Только готовые документы. Они интересуют.
– Конечно-конечно. Результат будет, всё будет. Тяжелая степень отсталости, как вам нужно, всё напишем. Если хотите, хоть мертвого вам напишем, о-хо-хо… Кхм, простите. Я сообщу, когда всё будет готово. Ваш телефон у меня есть.
Даня, достаточно искушенный зритель, оставшийся не в восторге от выступления, встал. Увидел протянутую директорскую руку (и директорскую желтую улыбку) и пожал. Быстро развернулся и быстро вышел.
* * *
Крис злилась на всё. Злилась на Макса, который ее кинул, злилась на себя за то, что кинула себя в это варево дружеских отношений, что себе это всё разрешила, хотя знала же, что лучше и спокойнее одной, а теперь вот пожалуйста – хлебай. Все когда-нибудь кидают. Злилась на то, что мир это всё допустил.
Еще задолбали в школе. Спиридонова больше не лезет, так выносят мозг учителя. У слова алкен окончание ен, говорила химичка. Не окончание, а суффикс, буркнула Крис. Иноземцева, к доске, крикнула химичка. Крис тупила у доски пару минут, пока училка издевалась и спрашивала ее, как она собирается доучиваться до одиннадцатого класса. Может, не собираюсь, ответила Крис. Звонок спас. Все пошли в столовую, а Крис – к выходу.
Сейчас поднималась в лифте и звенела ключами.
В квартиру влетела, как влетает спецназ, только что дверь не вышибала. С размаху бросила рюкзак на пол и стянула кроссы. Развалилась на стуле в прихожей.
Пахло странно, ново. Крис принюхалась, пожала плечами и пошла в свою комнату. В конце коридора, в открытой родительской – наполовину родительской – спальне что-то грохнуло, и Крис остановилась. Медленно и тихо пошла дальше.
– Ма?
Мелькнула мысль о грабителях, но Крис сразу же ее отмела. Нет, ну, конечно, нет, такое только в кино.
– Ма, ты?
Из спальни, из которой доносился тихий и быстрый неясный шорох, вышел Сережа. Слегка запыхавшийся, на ходу натягивал джемпер, остановился посреди коридора.
– О, Кристи, ты… – был растерян.
– Ну да, – была пряма.
– А ты чего не… у тебя же уроки!
– Ну так я свалила.
– А, понятно. Ну… ты поешь иди?
Крис прошла вперед, оттолкнула отчима и вошла в спальню. С дальней стороны кровати стояла девушка, прижимала одеяло, закрывающее грудь – и пизду свою. Крис скрестила руки и переводила взгляд с отчима на его любовницу.
– Ну?.. – выжидающе.
– Э-э… Кристина, я…
– Дамочка, здесь спит моя мать (с ним спит моя мать). Собирайте свои манатки и сваливайте. Если вы, конечно, не так пришли, – и пошла к себе.
Периферическим зрением видела, как Сережа метался по спальне, подбирая с пола одежду. Через минуту услышала торопливый мелкий бег, шепот в прихожей и во всех смыслах тяжелый звук закрывающейся двери.
Потом Сережа осторожно подошел к порогу в ее комнату. В саму комнату войти побоялся. Еще минуту он просто стоял и смотрел то на падчерицу, то на пол, то в углы, во все углы, до которых мог дотянуться короткий пристыженный, оскопленный взгляд. Розовое лицо в испарине. Крис лежала на диване и с усмешкой смотрела на отчима – с усмешкой, которую тот вряд ли разглядел, потому что был слишком взволнован и растерян.
– И давно вы?
– Да… э-э, нет. Пару месяцев.
– И кто она?
Сережа молчал.
– Дай угадаю, секретарша? Ты собрал все штампы из стремного кино?
– Партнер, – отчим сглотнул и оперся рукой о дверной косяк. – Она мой партнер по работе.
– Мм. Ну, молодцы. Времени не теряете. А то молодость уходит. Молодость уходит, а хуй еще стоит, да?
– Ты расскажешь маме? – помолчав, спросил Сережа.
– Нет, – помолчав, ответила Крис. – Так ей и надо. Но…
– Я с ней расстанусь. Да.
– Уж будь любезен. В следующий раз точно расскажу.
Сережа отцепился от косяка и, склонив голову, пошел в спальню. Доубираться решил, решила Крис. Потом обернулся:
– Спасибо.
Крис фыркнула.
* * *
Кругом было так много людей, что никого не было видно. Люди ходили рядом с Максом, сливались в обесцвеченное полотно, стягивались тугой парусиной.
Макс попытался пробраться через них – перед ним с удивлением расступались. Типа а ты что здесь забыл? Мы здесь отлично и без тебя. Он скривился и оттолкнул какую-то советскую бабу в серой юбке, в сером берете с катышками. Высматривал маму. Помнил, что пришел с ней.
Сучий рынок, и тянет же мать сюда. Дешевле и мясо лучше, говорит. Говорит. Говорит. Как у бабы Нюры мяса нигде не найдешь.
Да на мясо бы бабу Нюру. Где мать с этой бабкой? Макс увидел – копна грязных волос, сцепленных крабом со сломанными клешнями, высилась у ларька. Он прошел через расступающуюся толпу, как через расступающееся море.
– Не знаю. Я не понимаю вообще, – говорила мать бабе Нюре.
– А что? – отвечала она, посиневшими пальцами сжимая топорик, отрубая от туши шмат.
– Он какой-то не такой, – вздыхала.
– Эх, молодые, – клала мясо на весы. На весах загорелось: рано.
– Нюра… – наклонялась. – Ты знаешь, мне даже кажется, что он… *раскат грома*
– О-а-ох! – раскатисто тянула.
Они обернулись к Максу.
– Ты! – направляла на него топорик баба Нюра. – Ты что,
