– Собрату… – воспитательница.

– Да. Наверное.

– А что ты говорила про школу для дебилов? – спросила психолог.

Вика ковыряла пальцы, сдергивая заусенцы. Настя присмотрелась: старый, по-детски намазанный, неровный лак заканчивался у конца обгрызенных ногтей, как вот резко начинается обрыв в гористом лесу.

– Папа всё время говорит, что отдаст меня в такую школу. Что, может, хоть здесь буду получать пятерки. Вот и привели, чтобы посмотрела.

– А мама? Она тебя не защищает?

– Нет. Она с папой.

Когда через десять или двадцать минут вопросы закончились, все в комиссии переглядывались. Обычно ребенка после диагностики оставляют на какое-то время с родителями, пока дефектолог, психиатр, психолог и воспитатель обсуждают, но тут Насте стало страшно отправлять Вику к родителям. Она отвела ее в соседний кабинет и попросила подождать.

– Товарищи, это что за… пиздец, извините? – Евгений Леонидович снял очки.

– Может, нам на слабоумие родителей проверить? – спросила Настя. Все вяло хмыкнули. Скуловые мышцы застыли, не в силах растянуть губы в улыбке, да и у нее самой тоже.

Обычно после диагностики с родителями беседует дефектолог, иногда на пару с психологом или воспитателем, чтобы подробнее рассказать про особенности обучения ребенка или специфику характера, интеллекта и привычек. В этот раз коллеги единогласно решили сделать иначе.

Родители Вики сели на стулья перед комиссией.

И это немного напоминало суд.

– У нас, собственно, только один вопрос. – Евгений Леонидович посмотрел на коллег, ему все кивнули, и он продолжил своим густым басом: – Вы вообще нормальные?

– А что?

Лица родителей были подернуты тухлой улыбкой, как грязным цветением бывает подернут пруд.

– Вы свою дочь до чего довели? Вы что ее терроризируете? У меня даже другого слова не находится.

– Вы считаете, что мы здесь идиоты сидим?! – Настя. – Что мы отсталого от неотсталого не отличим? Хотели сдать ее в коррекционную школу? Как вы вообще направление получили?!

– Я понимаю… – начал отец. Мать сидела его отражением – одинаковые позы, тела и выражение лиц.

– У девочки невроз! – воскликнула психолог. – Вы пальцы ее видели? Они все содраны, все в крови!

– На вас бы в социальную службу написать, – хрипнула воспитатель.

– Мы понимаем, понимаем ваше возмущение, – сказал отец за двоих – отцемать, овцебык, такой же здоровый и упертый. – Но это в воспитательных целях.

– Говорить ребенку, что он тупой, в воспитательных целях?

– Таскать девочку к бомжу?

– Вы представляете, сколько психотравм у Вики в восемь лет? Это потом годами психотерапией лечить.

– Херня всё это ваша психотерапия, – ответил папаша. Жабья улыбка стекла с его лица, как вода со стекла. – Ладно, пошли, Лида.

Мамаша встала вслед за мужем.

– Стойте, вы куда? – привстал Евгений Леонидович.

– Да-а ну вас, – махнул рукой отец.

Когда они вышли в коридор, Настя протиснулась вслед за ними. Услышала: Будешь еще из-за кукол своих рыдать? Будешь? Чтоб я больше от тебя не слышал! Еще один двояк принесешь, мы тебя сюда отдадим. Видела этих тупиков? Вон, идут, посмотри, посмотри, говорю. Посмотри. Вон из класса выходят. Посмотри! С ними учиться будешь. Друзья твои будущие. Всё, пошли.

Не оборачиваясь, он повел дочь к лестнице. Мать же обернулась, улыбнулась Насте и тоже ушла.

– Евгений Леонидович, что за?.. – Настя вернулась в кабинет. – Как мы их отпустим?

– А что мы можем-то?

– Сообщить в соцслужбу! Пусть придут к ним, я не знаю…

– А на каком основании? Побоев нет, ничего нет. Они сволочи, но… Ничего мы не сделаем.

В застекленных глазах психиатра Настя прочла ту же боль – за Вику, за всех остальных таких же детей, ту же боль, которая с годами только обрастала слоями, как туловище для снеговика, как смердящий навозный шар, который катает жук.

– Где они вообще направление к нам взяли? Они же с документами, не просто так пришли.

– Да она сама психиатр. Вот и написала всё. Я только вот перед этой… беседой посмотрел на подписи и печати.

– Мать?

– Она, она.

– Н-да. Ей бы самой к психиатру. Им обоим.

– Да уж,

– Нет, правда, так бывает?

– Настя, вы бы знали, сколько психиатров сумасшедших. А сколько наркологов – алкоголиков и наркоманов. Эх, – Евгений Леонидович запротирал очки. Делал он это часто, практически постоянно, и Насте было очевидно, что не могло скапливаться столько грязи на стеклах.

– Евгений Леонидович, а что с документами делать? – спросила психолог. – Заполнять, не заполнять?

– Да нет, чего заполнять-то. Ребенка нет, ничего нет. Цирк один.

– Поняла. – Психолог собралась разорвать записи, но потом согнула бумаги напополам и убрала к себе в папку.

В окне Настя видела только что ушедшую, милосердно отпущенную семью. Вика шла посредине, отец – слева, мать – справа, обычная, обычная семья.

* * *

Крис поднялась на третий, свернула в широкий коридор и увидела Макса на скамейке.

– Привет.

– Здоро́во, – бросил он. Быстро печатал на телефоне, слегка улыбаясь.

– Чем занят?

– Да так. Ничем. А что?

– Да просто.

Они помолчали. Крис чувствовала, как время проматывается, часы крутятся, и двадцатиминутная перемена заканчивается.

– Быстро у тебя зажило, смотри, почти не видно.

– Да. – Макс оторвался от телефона. – Слава богу. Отчим больше не ржет, – и уткнулся обратно в экран.

– Здорово. А у меня мамка всё еще на уши приседает. Про экзы вспомнила.

– Жесть. Да ты не парься, они легкие в девятом.

– Да уж. – Крис помолчала. – Гулять сегодня пойдем?

– Я… э-э… я не, не могу сегодня.

– А что у тебя? – удивилась.

– Я договорился уже… Погулять с Костей.

– Опять Костя этот. И сильно ему нужен семнадцатилетний пиздюк?

– Эм… Ты что, обиделась?

– Я? Да с чего бы! Просто мы договаривались сегодня в заброшке потусить.

– Разве? Блин, я не помню. Ну мы съездим еще с тобой. Может, завтра? Или нет, завтра я не могу, может, послезавтра?

– Ну да. А я пока потусуюсь с другими своими друзьями, – прозвенел звонок, Крис, прозвенев, встала. – У меня же их куча.

– Эй, ну…

– Я пошла. А то химичка убьет.

* * *

– На этот счет можете не переживать. Я могу позаботиться о решении всех проблем. Так что… думаю, мы с вами договорились?

Но Золотухин, как обычно, тянул.

– Вот что, а скажите, зачем вам? Обычно наоборот все хотят, чтобы получше было, хотя бы уж на бумаге. Не хотят смотреть правде в лицо. Но, хе-хех, ничего не поделаешь, как вы понимаете.

– Мелкие бюрократические формальности, не буду даже занимать ими ваше время.

– Ну что вы, мне интересно, – улыбнулся Золотухин.

Даня сидел в кабинете директора уже пятнадцать минут и думал, что если просидит еще хотя бы пять, то этого директора