тушью с ресниц школьницы. Они с визгом бежали к прыгающим со сцены парням, пытаясь их догнать, пока они не скрывались в проходе под трибуной. Проход перегораживала милиция, а пацаны успевали выбежать на площадь перед стадионом, где их ждала машина «скорой помощи». Они запрыгивали в нее, включалась сирена, и «Ласковый май» в полном составе отваливал в гостиницу. Истерики фанаток начали принимать массовый характер.

Города меняли один другой – Киев, Тбилиси, Сочи. И вот – Одесса…

Жара в городе белых акаций не спадала даже к ночи. Из окон третьего этажа номера люкс самой шикарной одесской гостиницы «Большая Московская» открывался чудный вид на городской парк и море. Малолетки из «Ласкового мая» жили здесь в соседних номерах строго по двое. В коридоре дежурил милиционер. Андрей и Роман устроились в люксе. Они быстро освоили основы советского эстрадного бизнеса. Главное в нем – неучтенные билеты и левые концерты. Глядя на Леонарда Льва, продюсера Вилли Токарева, они тоже стали называть себя продюсерами. Во всяком случае, на визитных карточках, что вошли в моду вместе с началом перестройки, у одного значилось «Андрей Разин. Руководитель музыкального коллектива „Лаковый май“. Продюсер». У второго – «Роман Абрамович. Финансовый директор музыкального коллектива „Ласковый май“. Продюсер».

Им нравилось это слово. Они поняли его смысл не в поиске денег для существования сиротского коллектива, а в заколачивании лавэ. Токарев оказался для них «золотой коровой». На его концертах они испытали разрешение Министерства культуры СССР печатать собственные билеты. Такого не было ни у кого. Всем государственным концертным организациям, а других не было, билеты печатались в типографиях Гознака. Но неведомая сила продолжала вести их по жизни, рассыпая налево-направо индульгенции. Девять миллионов серо-голубых бумажек с серийными номерами Андрей напечатал в рязанской типографии. Оставалось поставить на поток их продажу. Виля Токарев оказался для этого воистину подарком богов. Пять, а где и двадцать тысяч зрителей приходили на стадион за один концерт, и каждый менял настоящую трешницу на кусок бумаги. Таких концертов в день было не меньше трех. Поначалу Рома складывал деньги в коробки из-под обуви, затем в большие картонные коробки из-под консервов и тушенки. Когда дошло до мешков, стало понятно – с деньгами нужно что-то делать. Иначе придется нанимать грузовик, чтобы возить за собой тонны купюр. В сберкассу обращаться не хотелось.

Проблема становилась все более жгучей. Жить в набитом деньгами номере гостиницы становилось опасно. А мешки все росли в объемах и количестве. Роман предложил обратиться за советом к Иосифу Кобзону. Тот давал концерты здесь же, в Одессе, и каждый вечер, к ночи, приходил в ресторан при «Большой Московской». Здесь они сидели до утра с Леонардом, Вилли, Бруновым и Кроллом. К счастью, и Андрюша знал Иосифа Давыдовича. Их еще в Москве познакомила Алла, не забыв сказать, что это будущий зять Михаила Сергеевича.

Совет Ромы Абрамовича оказался очень кстати, когда все пространство под кроватями, шкафы и ванная с туалетом в их номере оказались плотно забиты мешками с деньгами. Дождавшись вечера, Андрей спустился ко входу в гостиницу. Прождав какое-то время, он увидел вышедшего из такси короля советской эстрады. Стеснительным он не был никогда, поэтому не задумываясь подошел к Кобзону, перехватив его у входа в ресторан. Несмотря на жару, тот был в белой водолазке, подчеркивающей копну его мелких кудряшек, американских джинсах «Леви Страус» и белых лакированных ботинках. Память у Иосифа Давидовича всегда была дай бог каждому. Он сразу вспомнил Андрея.

– Привет, бандит! – огорошил он Разина, как только тот возник перед ним из темноты.

– Шо вы так, дядя Иосиф? Мухи в жизни не обидел! – Андрей знал, когда можно прикинуться казанским сиротой.

– Не просто бандит, а с большой дороги. Тебе кто разрешил билеты печатать? Ты ж никто! – Иосиф Давыдович всегда отличался тем, что говорил правду в лицо любому.

– Мы детдомовские. – Андрей успокоился и перестал нервничать. Кобзон не послал его с первой секунды, уже хорошо! – Министр культуры Советского Союза Василий Георгиевич Захаров учредил студию для одаренных детей-сирот. Бюджет не дал, разрешил печатать билеты. Вы разве не знали?

– Был такой местный жулик. Остапом Бендером звали. Тоже бедными сиротами прикрывался. Ты, смотрю, еще гаже. – Кобзон поджал нижнюю губу, давая понять, что говорить не о чем. Связываться с наперсточником, даже если он задурил голову бедной дочери Генсека ЦК, ему было ни к чему. И без такой лафы, как собственные неучтенные билеты, Иосиф Давыдович давно пользовался «цеховыми» законами и жил абсолютно безбедно. Мало того, давно был не просто уважаемым человеком, а третейским судьей в спорах между остальными уважаемыми людьми по обе стороны закона.

– Дядя Иосиф, все же дайте совет, – настойчиво продолжал Андрей. – Неужели откажете сироте?

– Это денег стоит, – ответил Кобзон исключительно для того, чтобы «бандит» отвязался побыстрее.

Он поглядывал по сторонам, ожидая Леонарда и его бригаду.

– Скажите сколько? – «бандит» уцепился за слово. Главное теперь, не дать авторитетному музыканту уйти. – Коробку из-под обуви с трешницами? Картонный ящик с пятерками или почтовый мешок с червонцами?

– Коробку из-под обуви с «катями», – отрезал Иосиф Давидович и вопросительно посмотрел на Андрея.

«Бандит» его понял: «катя» – это купюра в сто рублей с красивым Лениным и гербом СССР, которую и в глаза-то многие не видели.

– Иосиф Давидович, «катями» за билеты в этом городе не расплачиваются. Только завтра в сберкассе поменяю. Коробку сюда же вечером принесу.

– Принесешь, тогда и поговорим! – бросил небрежно «дядя Иосиф» и отвернулся.

К нему подходили Вилли с Леонардом Львом, или, как его называли в Киеве, откуда он был родом, – Леней Усатым. Они небрежно кивнули Андрюше и втроем с Кобзоном скрылись в ресторане.

На следующий день поздним вечером Андрей вновь ждал директора «Москонцерта» «дядю Иосифа» на том же месте. В руках коробка из-под обуви. В десяти метрах под старой акацией маячила фигура его компаньона – Ромы Абрамовича. Кобзон пришел. Белую водолазку сменила гавайка с разноцветными попугаями. Такую можно достать только у фарцовщиков на Беговой в Москве или здесь, в Одессе, на Привозе, у контрабандистов.

– Ну что, бандит! Принес? – спросил он без приветствия.

– Вот, – ответил Андрей и протянул знаменитому певцу коробку.

Тот приоткрыл крышку, приподнял перевязанную нитками стопку купюр из верхнего ряда. Рядом и под ней лежали такие же. Он провел пальцем по краям стопок, послушал шуршание, даже понюхал.

– Здесь сто тысяч, Иосиф Давидович, – «бандит» ждал приговора.

Кобзон продолжал держать коробку, словно взвешивал ее содержимое, о чем-то размышлял.

– Ты серьезный пассажир! – «Дядя Иосиф» закрыл коробку и отдал ее