– Так нужно было, – ровным голосом ответил Аттис. Он отвернулся, окинув взглядом дымные небеса над Ривой. – Инвидия ни за что бы мне не показалась, если бы не поверила, что легко сумеет убить меня, пока фурии меня отвлекают. И если бы она не обнаружила, что кто-то наблюдает за мной, она бы решила, что я слишком хорошо замаскирован, и не показывалась бы из страха быть застигнутой врасплох. Вы и ваш граф оба вполне заслуживаете того, чтобы вам доверили предупредить меня об опасности, но вы достаточно уязвимы, чтобы быть быстро побежденными кем-то такого калибра, как Инвидия.

– Она могла убить нас обоих, – сказала Амара.

– Разумеется, – признал Аттис. – Но при этом не могла не выдать себя.

Амара с минуту рассматривала его, смаргивая слезы с глаз.

– Там были не хищные фурии, – сказала она. – Ваши, изменившие облик.

– Разумеется, курсор. Право, не думаете же вы, что я позволил себе остаться беззащитным против любой случайности? И это когда поблизости находится лицо, непозволительно хорошо меня знающее, а ворд идет в наступление? – Он помолчал, задумавшись. – Сожалею, что не мог предупредить о своем замысле вас и графа, но это лишило бы смысла все предприятие.

– Вы рисковали нашими жизнями, – сказала Амара. – Ранили собственных телохранителей. И это даже без уверенности, что она появится.

– Неверно, – возразил он и наклонился, чтобы поднять неподвижного Бернарда. – У Инвидии большой дар нащупывать слабину и использовать ее.

Узкий клинок, испускающий зеленый свет ворда, с шорохом вышел сквозь крышу под ногами Аттиса и впился ему в пах. Аттис с воплем пошатнулся, вырвав острие из шипящей, пузырящейся раны. Он успел шагнуть в сторону прежде, чем большой кусок крыши брызнул наружу и вверх.

Из образовавшегося проема показалась фигура: черный хитин, и обугленная плоть, и пылающий зеленый меч в руке. Голова была лысой – обгорела дочерна. Едва ли Амара узнала бы Инвидию, если бы не вздрагивающее, пульсирующее движение обожженной твари у нее над сердцем.

– Я умею воспользоваться слабостью, – прокаркала Инвидия. – В том числе и твоей несносной привычкой бахвалиться победами, Аттис.

Аттис лежал навзничь, белый как полотно. Пальцы правой руки безвольно подергивались. Обе ноги обмякли. Крови не было – раскаленные добела мечи консулов прижигали раны. Только оградка крыши, подвернувшаяся под плечо, поддерживала ему голову.

Рука его рывком ушла за пазуху и вернулась с бумажным конвертом. Слабое движение, и конверт полетел к ногам Инвидии.

– Тебе. Новая прическа тебе к лицу.

Инвидия оскалилась в улыбке. По ее обожженным губам текла кровь. Зубы и белки глаз жутко белели на черном лице.

– Это что же?

– Твой экземпляр свидетельства о разводе.

– Как предусмотрительно.

– Иначе нельзя. Пока он не вручен, я не свободен от тебя по закону.

Инвидия, не переставая улыбаться, шагнула к нему. Ее меч шипел, лаская огнем холодный воздух.

– Теперь нас ничто не связывает.

Он изобразил насмешливый поклон. Лицо застыло надменной маской.

– Давно пора было.

– Нам обоим, – мурлыкнула она.

Пронзительно вскрикнула хищная птица. Маленький, горящий белым огнем сокол упал на крышу под ногами Инвидии и тут же растекся белой стеной, отгородив ее от Аттиса.

Амара подняла усталый взгляд к небу, где полдюжины летунов с огненным оружием уже заходили для удара. Они падали вниз неровным клином, и первой летела Ария Пласида с горящим клинком в руке – подол ее юбки бился, рвался назад в стремительном полете.

Аттис засмеялся – слабо, сдавленно, презрительно.

– Кровавые во́роны! – зарычала Инвидия. Развернувшись, она бросилась с дальнего края крыши, пропала с глаз, и ветер, завывая, унес ее в густое облако дыма.

Амара вцепилась в Бернарда. Из прилетевших на крышу опустились трое, остальные остались в воздухе. Старый консул Церерус с рыжей в свете пожара сединой встал рядом с консулом Пласидусом и его супругой, в то время как Фригиус, его сын и консул Ривус прикрывали их сверху.

– Ария, – позвала Амара. – Принцепсу нужна ванна целителя, немедленно.

– Едва ли, – хладнокровно возразил Аттис. – В том ведь и смысл поединков между заклинателями фурий – исцелить запекшуюся рану почти невозможно.

– Да помолчите вы! – рявкнула Амара. И сквозь зубы добавила: – Правитель!

Ария, подойдя к Гаю Аттису, мельком оглядела рану и покачала головой.

– Город потерян. Мы должны влиться в арьергард легионов. Отправляемся немедленно.

– Как скажете, – согласился Аттис. – Кстати, благодарю за своевременное вмешательство. Не хотелось бы дать ей насладиться победой.

– Не меня благодарите, – резко отозвалась Ария. – Амару. Не предупреди она, может, меня и в живых бы не было. – Она наклонилась и, крякнув, взвалила раненого на одетое доспехами плечо.

– Скорей, – крикнула она зависшим в воздухе. – Ворд проломил стену.

Консул Пласидус подхватил Бернарда. Консул Церерус закинул себе на плечо одну руку Амары, поставил ее на ноги и осведомился с добродушной усмешкой:

– Надеюсь, вы позволите мне эту честь, графиня?

– Охотно, – улыбнулась ему Амара. В голове у нее мутилось. – Не стесняйтесь.

Шестеро в реве ветра оторвались от крыши, и Амара, решив, что дальше можно не смотреть, потеряла сознание.

Глава 22

Ледовые корабли преодолевали мили в условиях сильного холода со скоростью, которая порой превосходила скорость ветра, гнавшего их. Маркус был совершенно уверен, что такой подвиг математически невозможен ни по каким разумным стандартам. Капитан их судна, по его словам, учился в Академии. И толковал что-то о накоплении взятого на пологих склонах разгона и о подтаивании льда, образующем под стальными полозьями тонкую прослойку воды.

Маркуса такие объяснения не устраивали, казались слишком сомнительными.

Каждые шесть часов флот делал остановки для укрепления расшатанных гонкой деревянных корпусов – к тому же за это время успевали подойти задержавшиеся из-за мелких поломок суда. Маркус упивался отдыхом. Крушения не удержавших равновесия судов видел весь флот, и каждому представлялось, как будет выглядеть его труп, постигни такая же беда его корабль. Но с последней передышки прошел всего час. Следующей не приходилось ожидать до рассвета.

Маркус стоял на носу корабля, вслед за другими летевшего на восток. Заря еще не осветила ночного неба, но была на подходе. Некоторое время он смотрел на стремящийся по бесконечной ледяной дороге флот, и метавшиеся по кругу мысли понемногу утихали, казались все менее важными. Немного погодя, когда на востоке засветилась первая голубоватая полоска, Маркус зевнул и двинулся в сторону кормы, к своей тесной, как шкаф, каюте. Он сомневался, сумеет ли толком отдохнуть на вздрагивающем судне, но был доволен уже тем, что собственные мысли теперь не будут отгонять сон.

Отворив дверь каюты, он задержался, учуяв непривычный запах, поморщился и шагнул внутрь,