Пальцы мужа, покрытые запекшейся кровью, сжались в кулак.

– Этот человек прямо виновен в смерти более четырехсот моих друзей и соседей. Из моего домена, чтоб его. И, по словам Исаны, он не скрывал, что однажды может счесть за должное убийство моего племянника. – Он смотрел на одинокого человека на площади, и его голос, не делаясь громче, наливался жгучей ненавистью, а зеленые глаза словно затягивало льдом. – Сучий убийца, пусть скажет спасибо, что я еще не отплатил ему по заслугам. – Бернард крепко сжал зубы, впившись глазами в неподвижного, сосредоточенного Аттиса в окружении полудюжины громадных фурий. – Сейчас это было бы легко.

– Мы в нем нуждаемся, – сказала Амара.

Бернард стиснул зубы.

Она тронула его за локоть:

– Он нужен нам.

Он бросил на нее косой взгляд, перевел дыхание и кивнул – едва-едва.

– Это не значит, что мне по душе…

Он резко повернул голову и начал разворачиваться всем телом прежде, чем Амара услышала легкие шаги по каменной крыше. Обернувшись, она увидела в воздухе размытое пятно, словно кто-то, укрытый ветряной вуалью, стремительно рванулся к ним. Глухой удар, и Бернард, задохнувшись, согнулся пополам. Пятно снова сдвинулось, и голова Бернарда мотнулась в сторону. Вылетевшие зубы застучали по крыше горстью игральных костей, и он повалился на камень – без чувств или мертвый.

Амара разом потянулась к Циррусу и к оружию, но противник выбросил почти невидимую руку, осыпав ее калечащими ветряных фурий крупинками соли. А меча она не вытянула и наполовину, когда ей в горло уперлось острие длинного узкого клинка.

Сначала стал виден меч, затем державшая его ладонь, затем рука, и вот уже Амара смотрит в лицо бывшей госпоже Аквитейн. Инвидию целиком облекал черный хитин, и то ужасное вздрагивающее существо по-прежнему висело на ее груди. Темные волосы нечесаны, глаза ввалились, кожа болезненно бледна.

– Подумать только, – заговорила Инвидия. – Я уже полчаса обыскиваю площадь в уверенности, что Аттис где-то спрятал своих сингуляров. Труднее всего отыскать то, чего нет, хотя он прежде не прибегал к такому способу маскировки. Приветствую, графиня.

Амара бросила взгляд на неподвижное тело мужа, скользнула глазами по площади внизу и скрипнула зубами.

– К во́ронам тебя, предательница!

– О, я им уже досталась, – легко отмахнулась Инвидия. – Когда меня нашел ворд, мне уже обклевали глаза и губы. Пробовать во второй раз я не склонна.

Амара ощутила на своих губах ледяную усмешку:

– Мне вас пожалеть?

– Оставьте, графиня, – ответила Инвидия. – Нам обеим поздно каяться в грехах.

– Тогда почему бы вам не убить меня и покончить с этим? – спросила Амара, поднимая голову, чтобы подставить горло мечу. – Неужто вам одиноко? Соскучились по человеческому обществу? Изголодались по крохам уважения. Прощения? Одобрения?

Инвидия не отвела взгляда, но глаза ее теперь смотрели сквозь Амару, будто той здесь не было.

– Возможно, – сказала она.

– Может быть, вам следовало подумать об этом прежде, чем убивать нас, – бросила ей Амара. – На вас ведь ошейника нет. Те – рабы. Вы свободны. Вы сами выбрали, с кем быть.

Инвидия хрипло рассмеялась:

– Вы так думаете? Будто у меня был выбор?

Амара подняла бровь:

– Да. Между смертью и убийством своих. Вы могли отвергнуть ворд и умереть от того яда, что еще живет в вас, – ужасной смертью. Но вы предпочли, чтобы вместо вас умирали другие. – (Инвидия распахнула глаза, растянула губы в неестественной гримасе.) – Самое печальное, – не скрывая презрения, продолжала Амара, – что в конечном счете это ничего не изменит. Едва угроза от вас перевесит выгоду, ворд вас убьет. Тебя – самовлюбленная, избалованная девчонка. Так что вся кровь, что у тебя на руках, пролита зря.

Инвидия сжала зубы, на скулах у нее разгорались красные пятна. Она дрожала всем телом.

– Кем?.. – прошептала она. – Кем ты себя возомнила?

Амара, подавшись навстречу клинку, встретила ее взгляд:

– Я знаю, кто я. Я графиня Кальдеронская Амара, коронный курсор, верная слуга Алеры и Дома Гаев. Пусть это будет стоить мне жизни, но я знаю, кто я такая. – Она по-волчьи улыбнулась Инвидии. – Кто такая ты, знаем мы обе. Ты выбрала свою сторону, изменница. Живи с этим.

Инвидия застыла неподвижно. От пожаров над крышей веял горячий ветер. Где-то грохотали камни – рушилось здание. Далекие разрывы огненных фурий отдавались в ночи. Отчаянные голоса труб и барабанов осажденных легионов звучали ровной, почти неразличимой музыкой.

– Пусть так, – прошипела Инвидия.

И тут крыша словно взорвалась.

Амара призвала Цирруса, и раненая фурия вошла в нее, наделив своей скоростью и своей болью, а время замедлило свое течение. Амара рванулась вперед, изогнулась, уходя от клинка. Попади удар в цель, живущая в бывшей госпоже Аквитейн сила фурий наверняка бы ее убила. Амара подтянула колени к груди и, слегка опершись одной рукой на крышу, выбросила ноги, вложив в удар всю силу бедер и икр, направив сосредоточенную мощь в пятку, которую вбила в ляжку Инвидии.

Бо́льшую часть костедробительного удара приняла на себя хитиновая броня, и все же толчок подбросил Инвидию в воздух. Невероятная сила фурий ничуть не добавила ей тяжести, а скорость удара уравняла его с мощью земных фурий.

Амара ощутила, как хрустнула лодыжка. Боль перелома, слившись со страданием фурии, смыла ее сосредоточенность. Мир вернулся к обычному движению, в котором Инвидия запрокинулась спиной на низкую каменную ограду вдоль края крыши. Падение выбило крик из ее легких. Замотав головой, женщина подняла руку. В ее глазах сверкнула ярость.

А потом в нее ударило огнем, раскаленной добела яростью огненного шара, только в десятки раз мощнее. Палящий жар накрыл Амару, взбил неровно подстриженные волосы на голове, и она упала на Бернарда, прикрывая от ожога лицо бесчувственного мужа.

Когда она миг спустя подняла слезящиеся глаза, взгляд не нашел той половины крыши, где стояла Инвидия. Не осталось ни обломков, ни огня, ни пыли – там, куда ударил огромный огненный шар, не осталось ничего. Здание словно обрезало ножом, обугленная линия среза была идеально ровной. И в воздухе стояла кошмарная вонь.

И ни следа Инвидии.

Что-то легонько стукнуло по крыше рядом. Оглянувшись, Амара увидела в пяти шагах от себя такое же затянутое вуалью, почти неразличимое пятно.

– Надеюсь, – пробормотал, разглядывая провал, Гай Аттикус, – что вас не обожгло. Я старался ограничить жар.

– Вы нас использовали! – зарычала Амара. Она оторвала полный ярости взгляд от расплывающихся очертаний Аттиса. Почти слепая от слез, пальцами нащупала горло Бернарда. Пульс бился ровно и сильно, хотя муж все еще не шевелился. Его спасла сила собственных фурий. Амаре удар, который пришелся ему в