в дыму. Знамена и выступающие статуи тоже мешали полету, а лететь на уровне улиц она не решилась. В этой части города селились беженцы и беднейшие горожане, улицы были перекрещены бельевыми веревками. Налететь на них в стремительном полете означало бы погибнуть.

Южную площадь она отыскала в считаные минуты – это широкое пространство, силами фурий замощенное камнем, с самого основания Ривы служило рынком. Точно посреди площади возвышалась одинокая фигура – Амара даже с высоты по осанке и профилю узнала Гая Аттиса.

А вокруг, занимая собой бо́льшую часть площади, собрались хищные фурии, самая меньшая из них была больше самца гарганта. Змея с чешуей из гранита и обсидиана свернулась кольцом – ее спина была шире, чем городская улица. Смертоносная стройная воздушная акула – таких Амара видела и прежде – кружилась вокруг Аттиса. Бык, сплетенный из узловатых корней и прочных веток, фыркал, встряхивал головой, его рога были длиннее легионерского копья, а раздвоенные копыта скребли по каменной мостовой.

Гай Аттис хладнокровно удерживал всю свору на местах, как учитель – непослушных учеников.

Амара видела, как он поднял одну руку, сжал кулак и словно потянул к себе невидимую толстую веревку. Замершая прямо перед ним фурия – длинная, похожая на вылепленную из мутной воды ящерицу – вдруг мучительно выгнулась, зашипев, как тысяча закипающих чайников. А потом попросту разлетелась каплями воды, хлестнувшими – словно под порывом ураганного ветра – прямо в Гая Аттиса. Тот откинул голову, тихо вскрикнул. И тут же, не промедлив и мига, развернулся к огненной фурии в облике ожившей шагающей ветлы, выбросил руку в сторону, и вода фурии-ящерицы пролилась на дерево. Взметнулся пар, и Гай Аттис снова взмахнул рукой в том же манящем жесте, и пар с огнем ринулись к нему, завились вихрем вокруг, и снова он закричал.

Амара содрогнулась, поняв: он подчинял себе новых фурий.

Она не посмела приблизиться к нему – к этому бурлящему котлу первобытной силы. Не решилась бы, даже если бы не воспротивился Циррус. Захват фурий был опасным делом. Захватить фурий такой величины… чистое безумие. Силы, хлещущие из сопротивляющейся фурии, могли до костей изжарить человека, порвать его на куски. Амара же не обладала внушительным набором талантов, защищавших сейчас Гая Аттиса.

Она приземлилась на ближайшую крышу, подтянула к себе Цирруса и через него установила дальнюю связь. Такая действовала только на расстоянии прямой видимости, да и действующая внизу магия могла страшно исказить ее речь, но ничего лучшего Амара не придумала.

– Первый консул, – поспешно заговорила она, – мы больше не владеем небом над городом. Граждан, пытающихся наладить отход горожан, атакуют захваченные граждане. Вам надо немедленно уходить.

Аттис поднял глаза, обвел взглядом крыши вокруг, увидел Амару. Ответил, морщась, срывающимся от напряжения голосом:

– Еще несколько минут. Этих отпускать нельзя, курсор. Они на тысячу лет сделают необитаемой местность вокруг.

– Не дурите, Первый консул! – прорычала в ответ Амара. – Без вас здесь некому будет обитать.

Аттис зарычал, его темные глаза буквально полыхнули огнем.

– Такое дело нельзя бросить и уйти восвояси, графиня. Как видите, меня в данный момент пытаются убить одиннадцать больших и злобных фурий.

– Сколько вы еще будете заняты?

Аквитейн, мотнув головой, протянул руку к быкообразной лесной фурии и процедил сквозь зубы:

– Неизвестно. Недолго. Если они освободятся, пока вблизи есть живые, тем не выжить. И будьте добры, не говорите мне под руку со своей крыши.

Амара, скривившись, отозвала Цирруса и тут же ощутила присутствие сзади – словно ледяную ленточку протянули по позвоночнику. Оглядываться означало бы зря терять время. Она кинулась вперед и камнем упала с крыши над пятым этажом.

Каменный карниз позади взорвался брызгами осколков. Один камень больно ударил в спину, другой по бедру. Она, одолевая боль, сосредоточилась, приказав Циррусу смягчить падение, извернулась в воздухе и, поддержанная фурией, по-кошачьи приземлилась на четвереньки. Перекатом ушла в сторону, и тут же о камень площади грохнул тяжелый сапог, под которым во все стороны разбежались длинные трещины.

Поднимаясь, Амара успела обнажить меч и прикрыться им. На нее смотрели пустые глаза Кантуса Мацио.

– Мацио, – дрогнувшим голосом заговорила она. – Привет. Ты меня помнишь? По Академии. Я Амара.

Он склонил голову, взглянул искоса.

А потом поднял руку, и на нее двинулся огненный смерч.

Призвав Цирруса, она отгородилась от огня воздушной стеной, но Мацио был просто намного сильнее. Он отбил воздушную стену на нее, и Амару закрутило, как сорванный осиновый листик.

Она, не сопротивляясь, отдалась движению, снова призвала Цирруса, чтобы он поднял ее в воздух, заметила движение сквозь ветряную вуаль и тут же ее оглушила боль от врезавшегося в челюсть невидимого кулака.

Оглушенная, она не удержала сосредоточенности и кубарем полетела вниз. К ее счастью, высота и скорость были еще невелики, но и так приземление на жесткие камни мостовой оказалось весьма болезненным. Выучка позволила перевести падение в перекат, и все равно ноги прошило острой болью. Клинок вылетел из руки и спасибо еще, что она не напоролась на него.

Амара отчаянно пыталась подняться. Спасение было только в скорости. На прямую схватку с Мацио и его невидимым союзником не хватало сил. Единственная надежда выжить – увести сражение в открытое небо. Нащупав стену здания, она оперлась на нее, пытаясь встать.

Она уже стояла на коленях, когда рука Мацио больно рванула ее за волосы. Он, черпая силы от фурий, мощно потянул ее вверх, так что ступни оторвались от земли.

Руки налились свинцовой тяжестью. Она выхватила из-за пояса нож, махнула им вверх и назад по державшей ее руке. Если перерезать сухожилия, никакая магия земли не поможет Мацио – само устройство руки заставит его разжать пальцы. Лезвие наткнулось на что-то твердое – возможно, на обтянувшую его тело хитиновую броню. Развернув плечи, Амара вскинула ногу, целя ему в колено. Попала, но без опоры удар вышел слабым. Мацио крякнул, сдвинулся, и следующие два пинка пришлись ему в защищенное хитином бедро, не причинив вреда.

Амара ощутила, как налитая силой рука Мацио с маху бьет ее о каменную стену. Она ударилась спиной и плечами, прикусила язык. Рот наполнился кровью. Перед глазами замелькали звезды, конечности обвисли.

Двигаться! Надо двигаться. Спасение в скорости.

Мацио неторопливо, не упуская ее из виду, обнажил меч. И приставил острие к ребрам под левой грудью – наметил удар в сердце.

– Амара, – произнес он так, будто узнал давнюю знакомую на званом ужине. И, кивнув сам себе, продолжил: – Академии больше нет, знаешь ли. – Пальцы его сжались на рукояти меча. – Извини.