С заднего сиденья раздались протестующие возгласы. Веро и Винсенте требовали включить альбом Бакстера. Он сдался и в глубине души даже хотел, чтобы зазвучала написанная им и его братьями музыка. В любом случае Альма уже нажала кнопку воспроизведения.

Заиграла первая композиция альбома под названием «Неправильный выбор». Бакстер написал ее, когда они с ребятами, как отшельники, поселились в домике на берегу моря на острове Дофуски. Начиналась песня с короткой джазовой импровизации на гитаре. Потом вступали барабанщик, бас-гитарист и клавишник. Ритм выворачивал душу наизнанку. Бакстеру нравилось играть с парнями, потому что никто лучше них не мог подстроиться под ударные, создавая, когда он пел, особую атмосферу расслабленности и доверия, словно весь мир у их ног и спешить некуда.

А потом Бакстер услышал собственный голос. «Ошибок череда… несбывшихся надежд, и вот уже сомнения одолевают душу».

Его охватила тоска, такая же глубокая и болезненная, как скорбь по Софии, но сейчас сквозь грусть пробивалась искорка света. Бакстер вновь ощутил душевный трепет, который всегда испытывал, играя с парнями. Они, молодые и полные надежд, вкладывали в музыку всю душу. Черт, золотые были времена, и он их ни на что не променяет.

С чего Бакстер вообще решил, что в его бедах виновата музыка? София ни разу не заикнулась, что он должен уйти из группы. Он просто выдумал себе чувство вины. А что, если все три года он ошибался? Музыканты группы «Кактус роуд» знали свое дело. Сейчас, слушая композицию, когда-то написанную им и его братьями, Бакстер понимал, что они с ребятами нашли в музыке свое истинное призвание.

Глава 24

Фламенко

Через десять минут перед глазами возник маленький сонный городишко, спрятанный в долине среди зубчатых гор. Церковная башня, увенчанная гигантским крестом, сияла в лунном свете. Проехали через центр города, мимо церкви, и продолжили путь по проселочной дороге, уходящей в каньон. Скоро они добрались до ряда встроенных в скалы домов. Альма припарковалась на пустыре, заставленном машинами, и друзья влились в поток людей, направлявшихся к вершине скалы через заросли кактусов и оливковых деревьев.

Ярко освещенная лестница с деревянными перилами вела под землю. Снизу доносились громкие голоса, смех, звон бокалов и запах сырости. Спустившись на три уровня, они попали в большую пещеру, где нарядно одетые испанцы сидели при свечах за столиками, заставленными закусками и кувшинами с сангрией и вином. Распорядитель зала поинтересовался, на чье имя бронь, и провел их к четырехместному столику в трех метрах от сцены, на которой в ожидании артистов стояли четыре стула и гитара.

Бакстер в жизни ничего подобного не видел и пребывал в таком замешательстве, что не мог вымолвить ни слова. Винсенте попросил принести сангрию. Бакстер посмотрел на Альму и улыбнулся. Она улыбнулась в ответ.

– Неплохо, правда?

– А я еще отказывался ехать…

Она коснулась его руки.

– Я заставила бы тебя в любом случае, даже если пришлось бы тащить силком.

Бакстер до сих пор испытывал угрызения совести, что поехал без Мии. Понятно, что он оставлял ее дома и раньше под присмотром соседки, но тогда он уезжал по работе. Еще ни разу за три года, с тех пор как умерла София, он не оставлял дочку одну, чтобы самому весело провести время.

Они пили сангрию, ели перцы padrón, patatas bravas, мясо осьминога и разные виды колбасы. Завязался разговор о духовности и религии. Наверное, только в пещере ночью можно так свободно выражать свои мысли. Бакстер был в ударе. Он снова почувствовал себя молодым, жадно слушая мнение других людей и высказывая собственное.

Где-то через час по залу прокатилась волна оживления. Взгляды гостей устремились на щеголевато одетого мужчину, который проворно обошел столы и по ступенькам поднялся на сцену. Раздались аплодисменты. Бакстер сразу догадался, что это Хавьер Мартин, и развернул свой стул в его сторону. А когда-то точно так же на сцену выходил он сам.

Черные брюки, начищенные до блеска черные ботинки с кисточками серебристого цвета, длинный серый пиджак, накинутый поверх черной рубашки с расстегнутыми на груди пуговицами, из-под ее ворота поблескивала тонкая золотая цепочка… Бакстер вспомнил свой собственный сценический костюм, состоявший из поношенных ковбойских сапог, голубых джинсов и классической рубашки с пуговицами от горла до низа, рукава которой он закатывал до локтей.

Когда шум утих, Мартин приветствовал публику, сказав несколько слов по-испански, подключил гитару и настроил микрофон. В том, что артист обладал duende [32], Бакстер не сомневался. Потом взял гитару и сел на стул, закинув правую ногу на левую, посмотрел на зрителей с благодарной улыбкой и закрыл глаза. Воцарилась мертвая тишина. Когда он вновь открыл глаза, на зрителей смотрел другой человек, который себе не принадлежал. Его наполняла музыка, и остальной мир просто перестал существовать. У Бакстера возникло непреодолимое желание сесть рядом с ним.

Рука гитариста коснулась струн, и волшебные звуки пронзили воздух. От потрясения Бакстер потерял дар речи. Уже через несколько секунд Мартин продемонстрировал впечатляющую технику игры: правая рука скользила по струнам вверх и вниз, а левая почти так же быстро зажимала лады, извлекая одновременно мелодию, контрмелодию и даже ритм. У Бакстера буквально отвисла челюсть. И когда он уже решил, что достиг предела удивления, из глубины зала появился еще один мужчина в белой рубашке и черных брюках. По харизме он ничуть не уступал Мартину. Мужчина хлопал в ладоши, создавая неповторимый ритмический рисунок, поднялся на сцену и сел на стул. А когда он запел, перестав хлопать, однако продолжая держать ритм всем телом, Бакстер чуть не упал со стула, как будто земля вдруг перестала вращаться вокруг своей оси.

Его пение очень напоминало напевы коренных американцев, прекрасные и трогающие душу. Сам Бакстер никогда не смог бы вложить столько чувства и мастерства в исполнение. Но мысль эта надолго не задержалась. Исполнители унесли его звуками своей музыки, такой убедительной, невероятно мощной, чужой и прекрасной, далеко-далеко. Это были тонко слышащие друг друга, хорошо сыгранные артисты. Еще никогда Бакстер не был так близок к встрече с богом.

Любовь к музыке вдруг вернулась к нему поразившим грудь бумерангом. У него перехватило дыхание, когда исполнители доиграли первую композицию. Они только что показали, что значит играть музыку для людей, когда собственная личность исполнителя уходит на второй план. Отдаваясь музыке без остатка, как Мартин, ты вступаешь в диалог со звездами, которые разрешают тебе заглянуть в вечность. Ничто не сравнится с