собирали с трупов врага десятки документов, и у меня вошло в привычку изучать личные вещи каждого вражеского солдата, погибшего в Хаунгиа. Этот неустанный и жестокий поиск ключей к плану северовьетнамского сражения среди вражеских трупов — одно из моих самых ярких воспоминаний о наступлении 1972 года. Как я ни старался, мне не удалось убедить своих вьетнамских коллег в необходимости тщательного выполнения этой неприятной задачи. Некоторые из сотрудников разведотдела не желали иметь дело с трупами из-за, как они утверждали, религиозного табу. Другие просто не выносили вида окровавленных рук. В начале своей командировки я несколько раз обнаруживал важные документы на вражеских трупах, которые, по словам вьетнамцев, они уже обыскали.

Многие военнослужащие 83-го батальона рейнджеров были этническими камбоджийцами, и у них не было подобных запретов. Рейнджеры не только обыскивали мертвых северовьетнамцев, но и снимали с них все, что можно было использовать, продать или представляло какую-либо иную ценность. Однажды сержант-майор признался мне, что если бы он не вмешался. некоторые из его наиболее суеверных подчиненных пошли бы еще дальше — несколько камбоджийцев хотели вырезать и съесть печень павших солдат НВА, полагая, что это защитит их от смерти на поле боя.

Когда я впервые посетил рейнджеров, они уже десять дней находились под обстрелом. Когда наш вертолет снижался по крутой спирали, я заметил признаки осажденного подразделения. Внутренняя территория и периметр сторожевого поста, выстроенного в форме звезды, были испещрены воронками. По периметру, обнесенному колючей проволокой, тянулись тропы, отмечавшие продвижение северовьетнамских штурмовиков, которые прокладывали свой путь все ближе и ближе к последним оборонительным рубежам сторожевого поста. Солдаты Зиапа использовали ту же тактику проделывания брешей, которая восемнадцатью годами ранее оказалась столь эффективной против французов при Дьенбьенфу.

Командиром 83-й бригады был молодой вьетнамский майор. Он продемонстрировал добычу подразделения — впечатляющий набор северовьетнамского оружия и снаряжения — и похвастался, что его бойцы уже похоронили шестьдесят своих противников по периметру. По его оценкам, они смогут сдерживать северовьетнамцев до тех пор, пока их атаки будут ограничиваться пробными нападениями подразделения размером не более роты. Самой большой проблемой, по словам майора, была неспособность его штаба обеспечить доставку колючей проволоки и мешков с песком для восстановления разрушающихся укреплений сторожевого поста. Один взгляд на лагерь убедил меня в том, что свои просьбы он отнюдь не преувеличивает, а обратился ко мне потому, что среди вьетнамцев было аксиомой, что все американцы обладают мистическими способностями, позволяющими им доставать все, что им нужно. Благодаря тринадцати атакующим северовьетнамским дивизиям, мешки с песком и проволока были двумя наиболее востребованными предметами. К сожалению, в Баочае у нас не было ни одного из этих ценных предметов снабжения.

Я взглянул на выставку военных трофеев, и меня осенила идея. Если майор разрешит мне забрать северовьетнамские каски, фляги и пистолетные ремни, я был уверен, что летчиков, летавших на наших вертолетах, можно будет убедить «реквизировать» крайне необходимые мешки с песком и проволоку. Оружие павших северовьетнамцев рейнджеры могли оставить себе, чтобы продемонстрировать начальству — если оно, конечно, отважится выйти на улицу, чтобы лично убедиться в положении 83-го батальона. Майор бросил короткий взгляд на своего камбоджийского сержанта, тот улыбнулся и кивнул в знак согласия.

Договорившись, я собрал добычу в большой полиэтиленовый пакет вместе с пачкой документов и направился к вертолетной площадке.

Увидев, что я несу, экипаж из четырех человек широко улыбнулся. Когда мы взлетели, второй летчик спросил, сколько я прошу за шлемы. Я рассказал о судьбе рейнджеров и о выгодной сделке. Экипаж отреагировал так, как и ожидалось.

— Черт, да это проще простого, — проворчал бортстрелок. — Я знаю, где стоит целый чертов контейнер, заполненный мешками для песка, которые просто пропадают. Вы просто продолжайте приносить это барахло, а мы добудем все мешки с песком и проволоку, которые вы сможете использовать.

Авиаторы сдержали свое слово. К радости осажденных рейнджеров, несколько раз в неделю на протяжении следующих двух недель американский вертолет в восемь тридцать утра становился в круг, на мгновение зависал над их базой и сбрасывал с нее мешки с песком и мотки драгоценной колючей проволоки. Наши снабженцы не одобряли подобную практику, считая, что она подрывает и тормозит развитие нормально функционирующей системы снабжения Вьетнама. Возможно, они были правы, но для меня единственной значимой проблемой было то, что рейнджеры срочно нуждались в поставках, а система снабжения по каким-то причинам их подвела. Кроме того, моя задача заключалась в отслеживании ситуации с противником на границе, прилегающей к провинции Хаунгиа, что стало значительно проще после того, как я стал любимым американцем 83-го батальона рейнджеров.

*****

Казалось, что нас постоянно просят провести доклад для посетителей из Сайгона. Несмотря на то, что провинция Хаунгиа находилась в труднодоступном месте, мы были всего в нескольких минутах полета на вертолете от столицы, и к нам прибывали посетители, желающие получить информацию о том или ином этапе войны.

Однажды, во время самой напряженной недели наступления Нгуен Хюэ, на вертолете прилетел мистер Уокиншоу, гражданский начальник полковника Бартлетта, чтобы узнать обстановку. Не успел полковник Бартлетт начать свой доклад, как со стороны центрального рынка раздались выстрелы. Один из наших переводчиков заглянул в комнату с тревожным сообщением — северовьетнамские войска находятся на центральном рынке, в трехстах метрах от нашего комплекса. Обеспокоенный полковник Бартлетт вежливо предложил своему начальнику отложить совещание, и тот немедленно покинул помещение. Вот такая вот информация об обстановке. Пока потрясенный Уокиншоу садился в свой вертолет, мы с полковником Бартлеттом надели снаряжение и шлемы и направились в штаб провинции.

На команном пункте подполковник Хау отдавал приказы своим подчиненным. 773-я рота региональных сил должна была немедленно выдвинуться на рынок и вступить в бой с северовьетнамцами. Царило замешательство, никто не мог сказать, как противнику удалось средь бела дня войти в город, не сделав ни единого выстрела. Напряжение в комнате усугублялось тем, что многие жены и семьи сотрудников жили в военном городке, расположенном через дорогу от рынка, и несколько человек уже покинули свои посты, бросившись спасать свои семьи. Наблюдая за тем, как подполковник Хау пытается навести порядок в нарастающей панике, я подумал о полковнике Тхане. Это была та ситуация, в которой его очень не хватало.

Кризис продолжался до возвращения одного из сержантов, который побежал домой спасать свою семью. Явно смущаясь, он сообщил, что вся эта история оказалась ложной тревогой. Никаких северовьетнамцев в Баочае не было. Вместо этого на рынке произошла супружеская ссора, которая привлекла толпу. Полиция прибыла для разгона драки, и в суматохе случайно разрядился