и доверие своих коллег. Если 43-я группа уйдет от вьетнамцев, мы уже никогда не сможем вернуться. Полковник Бартлетт мучился над этой дилеммой, так как тоже считал немыслимым покинуть столицу провинции. Но он понимал, что если ситуация ухудшится, то под давлением начальства ему придется либо эвакуировать всю свою группу, либо резко сократить ее численность. Поскольку американское участие в войне завершалось в год выборов, политическое давление, направленное на сокращение американских потерь, стало очень сильным.

Полковник сообщил мне о своем решении вечером, когда мы просматривали последние разведданные, пытаясь определить, какой батальон противника в данный момент занимает небольшую деревушку в нескольких тысячах метров к западу от Баочая. Он решил, что будет рекомендовать вывести группу советников только в том случае, если противник направит дополнительные силы и окажется, что окружение столицы провинции неизбежно. В этом случае полковник решил остаться, чтобы помочь подполковнику Хау руководить обороной города. Он спросил меня и сержанта первого класса Джексона, пехотинца, не согласимся ли мы остаться здесь и помогать ему. Если мы согласимся, то останемся втроем, независимо от ситуации. Полковник планировал наносить авиаудары по нападавшим до тех пор, пока они либо не отступят, либо не захватят город. В последнем случае нам предстояло разделиться и попытаться спастись, пробираясь в сторону районов, удерживаемых дружественными войсками.

Согласиться добровольно и остаться с полковником Бартлеттом было несложно, поскольку у меня не было ни малейшего желания покидать Хаунгиа. Я только что во второй раз продлил срок своей служебной командировки в преддверии долгожданного прекращения огня, и мне казалось неправильным покидать Баочай накануне последней схватки за позиции, которая, как мы знали, будет предшествовать окончанию боевых действий. Я уже затратил восемнадцать месяцев своей жизни и немало эмоций в борьбу за провинцию Хаунгиа, и еще полгода были небольшой платой за возможность довести дело до конца. К тому же, если полковник Бартлетт твердо решил стоять до конца, то не остаться с ним было просто немыслимо. Такой уж он был человек.

XII

НВА на рыночной площади!

Сержант Кристиансен принес долгожданную радостную новость — войска подполковника Хау только что вывели из бункера на окраине Баочая пленного северовьетнамца. Мы отчаянно нуждались в информации об упорно сопротивляющихся частях противника, которые все ближе и ближе подбирались к столице провинции, а пленные всегда были для нас лучшим источником информации. Крис предупредил меня, что новый военнопленный настроен враждебно и не склонен к сотрудничеству. Вьетнамцам из разведотдела не удалось заставить его назвать свое имя, не говоря уже о его подразделении. Мы по-прежнему оставались в неведении относительно принадлежности нового северовьетнамского подразделения, которое переправилось через реку и окопалось в пределах дальности минометного огня от Баочая. Были ли наши гости снова из потрепанного 271-го или 24-го полков, или противник уже повысил ставки и ввел в бой еще одно подразделение? Такую информация мы должны были знать, и у нас появился способ ее выяснить. Если новый пленный не захотел разговаривать с вражеским следователем, то, возможно, ему будет легче общаться со своим северовьетнамским товарищем. Я послал одного из охранников найти Ланя.

Лань надел свою старую форму и вымазал лицо, готовясь к своему первому испытанию в качестве дознавателя. Ругающийся южновьетнамский охранник втолкнул его в маленькую тюремную камеру разведотдела. В углу на корточках сидел новый военнопленный. Уже через несколько минут они начали переговариваться. Лань рассказал своему сокамернику, что он из разведывательной роты 271-го полка и что его только что взяли в плен, убеждая своего собеседника не разговаривать с марионетками-следователями. Ничего не подозревающий пленный поддался на эту уловку и к концу второго часа их совместной работы рассказал Ланю все, что нам было нужно. Северовьетнамское подразделение, по которому мы наносили авиаудары в окрестностях Баочая, оказалось нашим старым противником — 271-м полком, который был вновь наказан. Пленный рассказал Ланю, что задачей его подразделения было освобождение и удержание общины к западу от Баочая. Они удерживали ее на протяжении двух дней, но ценой страшных потерь. Десятки северовьетнамцев уже были убиты или ранены в результате беспощадных и точных авиаударов южновьетнамцев. Сам пленный находился в бункере, который был залит напалмом, и с тех пор ему было трудно дышать.

Через два часа охранник отпер камеру и в грубой форме вывел Ланя на «допрос». В кабинете капитана Нга я тщательно проинформировал его о результатах выполнения задания. Наша уловка дала нам ту информацию, которая была нужна полковнику Бартлетту — перед нами стояло не новое подразделение, а наши ополченцы уже убедительно продемонстрировали свою способность справиться с 271-м полком.

Но Лань не разделял моего приподнятого настроения. Он беспокоился за пленного, которого только что оставил.

— Дайви, — просил он, — надо срочно отвезти его к врачу. Ему трудно дышать, и мне кажется, что у него что-то болит внутри.

Донесся крик охранника. Заключенный потерял сознание, его живот начал стремительно вздуваться. Мы срочно доставили его в провинциальную больницу, где он скончался в течение часа от внутреннего кровотечения. По всей видимости, он получил сотрясение от взрыва бомбы еще в тот день, но никто не распознал симптомы.

Узнав о смерти пленного, Лань впал в депрессию. Ему было стыдно за свою роль в обмане раненого бывшего товарища, и он винил себя в смерти этого человека. Все, что я говорил, не помогало. Как и все мы, Лань лучше справлялся с неприятностями войны на расстоянии, чем вблизи. Одно дело — помогать в нанесении авиаударов по бункерному комплексу с высоты несколько тысяч футов, но совсем другое — встретиться лицом к лицу с бывшим товарищем и солгать, тем более когда первым объектом работы оказался умирающий человек.

Несмотря на трагический исход, выступление Ланя сыграло важную роль. Нам было крайне необходимо то, что он выяснил в ходе своей игры. Более того, идея использования сговорчивого северовьетнамца для «раскручивания» другого северовьетнамца интриговала меня с того самого дня, когда я увидел, как Лань состязается в остроумии с полковником Ту. Никто лучше не умел разговаривать с северовьетнамским солдатом, чем его же товарищ из НВА. Лань недавно прошел по тропе Хо Ши Мина и сражался против южновьетнамцев, таким образом, его подлинность при убедительном разговоре с другим северовьетнамским солдатом не вызывала сомнений.

*****

Регулярной частью моей рабочей недели стало посещение базового лагеря 83-го пограничного батальона рейнджеров. Поредевшие от почти непрерывных обстрелов, отважные рейнджеры, тем не менее, продолжали наносить урон наступающим северовьетнамцам. Это и стало основной причиной моих визитов. Каждый раз, отражая атаку коммунистов, рейнджеры