Шрифт:
Закладка:
- Выдвигаемся. – Скомандовал поручик Галкин, на которого я возложил общее руководство боем и запряженные повозки двинулись вперед, перекрывая один за другим, неширокие проезды. Тягловых лошадей ездовые распрягали и уводили в наш основной «гуляй-город», и в повозки впрягались уже двуногие «лошадки». Повозки выстраивались в ряд, скреплялись металлическими крюками, цепями, всем, что смогли найти за такой короткий период, поднимались деревянные щиты с узкими прорезями, как знак готовности, на высоких флагштоках поднимались взводные флажки, а через изгороди приусадебных участков перелазили стрелки.
Когда все семь флажков были подняты над одноэтажными домиками, стоящий рядом со мной трубач проиграл какую-то бодрую мелодию и солдаты взвода, стоящего передо мной навалились на повозки, толкая их вперед. Заметили нас шагов через сто – сидящие на конях у распахнутых ворот одного из дворов несколько степняков, прервали жизнерадостный смех, обернули головы и …
Двое всадников упали сразу, повиснув в стременах, остальные бросились в наутек, низко прижавшись к лошадиным шеям и нахлестывая напуганных коней, а из двора повалили еще конные, видимо, из числа нерасторопных, часть из которых падала на землю, иногда вместе с лошадьми. А вот это стало проблемой. Туша убитой лошади остановила продвижение вагенбурга, не получалось перетащить сцепленные телеги над телом несчастного животного.
Как мы это преодолели? Вам лучше не знать, ибо нет ничего красивого и благородного в войне, когда гибнут или получают ранения невинные люди или несчастные животные. Как бы то ни было, через двадцать минут, когда была продумана и донесена до подчиненных тактика преодоления таких и иных заграждений, телеги медленно продвигались вперед, постепенно прижимая мечущееся по улицам конное войско к городским рвам. Попытки конных контратак успехом не увенчались, как и прорывы через сады и прочие огороды. Несколько домов, в которых засели спешенные кочевники безжалостно разносились в упор выстрелами из пушек. Через три часа сбившиеся в плотную кучу степняки стали слезать с коней, складывать оружие и становиться на колени.
- Господа. – я обернулся к офицерам, шумно переговаривающимся за моей спиной: - передайте всем взводам – пленников подводить по десять человек, сразу обыскивать, после чего десятками выводить из поселка и передавать под охрану конного эскадрона. Оцепление в огородах пусть пока не снимается. Когда разоружим всех пленников, довершим прочесывание участков, после чего погоним пленных на баржу, и займемся самым приятным на войне - трофеями.
Мимо меня, под конвоем, вели очередной десяток сдавшихся степняков, со связанными их же поясами за спиной, руками, и моя душа пела, пела до той поры, пока я не услышал за спиной панический вопль:
- Государь, беда!
Формально государем считаться я не мог, во всяком случае, пока, но некоторые, особо хитрые и пронырливые господа уже пару дней, как начали именовать меня так, и я, к своему стыду, лишь смущенно улыбался, но не препятствовал, н-да, не препятствовал. Вот так и появляются фавориты и прочие любимчики…
- Что? – я вынырнул из сладких грез о будущем, когда меня действительно будут обязаны называть государем и недоуменно уставился на подбежавшего унтера из молодых, его имени я пока не знал.
- Что ты говоришь? Повтори?
- Беда государь…- скороговоркой забормотал служивый, опустив голову и уткнув взгляд в землю: - Команда купца Гринева снялась с баррикады, которую они удерживали и освободила команду Калашникова, что сегодня была заперта в подвале, убив двух часовых, после чего, убив часовых на кораблях и береговых капонирах, заклепали пушки, что прикрывали пристань и рейд, и угнав пароходы «Лев» и «Бежан», и ушли на север. По брошенному мосту в город прорвались около двухсот всадников во главе с ханом Бакром и его ближниками.
- Твою же мать! – я с силой ударил кулаком по стоящей возле меня повозке: - Всех, кто свободен, ко мне. Бежим чистить город, пока эти ублюдки там не натворили дел…
Как бы быстро мы ни бежали, мы безнадежно опоздали. Двести всадников, ворвавшиеся в город через брошенную баррикаду, возле которой, на опрокинутой набок пушке, лежал истыканный ножами унтер-офицер, которого я отправил сюда, помогать речникам отбивать атаки, не пошли крушить соседние заслоны, дабы помочь своим, попавшим в ловушку соплеменникам. Нет, они ринулись к княжескому дворцу, рубя саблями всех, кто попался им на пути.
В распахнутые настежь двери дворца я входил с внутренним содроганием. После того, что я видел на улицах города, ничего хорошего я не ожидал увидеть. Двое зарубленных часовых и застреленный степняк, что лежали на пороге, а также несколько мужских тел, лежащих в окружающих дворец розовых кустах, оптимизма мне не прибавили. К моему облегчению, внутри здания я обнаружил переломанную лестницу, перила и ступени которые погребли под собой пару мертвых коней и несколько тел степняков…
- Господин, был ли удачен твой день? – на галерее второго этажа, стояла, опираясь на рычажную винтовку, Гюлер, одетая по-восточному, из-за которой, испуганно выглядывали ее служанка и несколько горожанок.
- Ну, если не считать вот этого безобразия…- я с облегчением привалился к стене и обвел рукой беспорядок на первом этаже: - То у меня все благополучно. У вас что здесь произошло?
- Сначала ко дворцу прибежали моряки, которые убили часовых, сломали замки на дверях в подвал и освободили команду купца Калашникова, что там сидели. Потом купцы Калашников и Гринев начали спорить. Гринев кричал, что надо ворваться во дворец и спросить с меня и моих девок за все, а Калашников кричал, что я того не стою, и надо бежать к кораблям. Спор их разрешил мой блистательный отец. – Гюлер гордо вскинула голову:
- Который с сотней своих богатырей прискакал к моему дворцу, и начал рубить речников, которые бросились в кусты роз, тем и спаслись. После чего хан Бакр велел своим людям сломать двери и на своем любимом белом коне въехал в залу дворца. Пока происходили эти события, я загнала всех, работавших сегодня во дворце, женщин на второй этаж, разбила ту красивую стекляшку и из-за всех сил надавила на шляпку гвоздя, на
