Шрифт:
Закладка:
И еще одна немаловажная деталь к портрету нашего книжника. Знание, которое он получил, – платное. Он обучался у некоего учителя, и обучение стоило ему немалых денег. Так что он не мог представить ситуации, в которой подлинное знание будет распространяться на площадях, возвещаемое городу и миру. Сам такой формат был для него немыслим. Знание нужно получать или в ходе длительного платного обучения, или в ходе тайных мистерий, которые тоже априори не для всех.
И наш книжник делает то, что привык делать. Первое – он ищет непопулярные внутри самого христианства тексты, так как популярные написаны простецами. Или для простецов. Соответственно, ответов на самые важные вопросы в них просто не может быть. Они для этого недостаточно герметичны. И он эти книги находит. И в изрядном количестве. Дело в том, что в первые века христианства, когда канон только формировался, в мире знали гораздо больше евангелий, чем известные нам четыре произведения Марка, Луки, Матфея и Иоанна.
Тайная вечеря
Ок. 1515. The Metropolitan Museum of Art
Существовали так называемые евангелия Петра, Иосифа-плотника, Детства Иисуса, Никодима, Варфоломея, Фомы, Двенадцати, Истины, Филиппа, Иуды. И это только евангелия. Помимо них ходили многочисленные послания апостолов, к которым апостолы не имели никакого отношения – так же как и к перечисленным выше евангелиям.
Дело в том, что в первые два века христианства масса людей, услышав проповедь слова и прикрывшись именами учеников Христа, написали свои труды, которые, как им казалось, гораздо лучше передадут смысл учения загадочного восточного бога.
И опять же, очень интересная и чисто античная фишка: апостолы несли проповедь о Распятом и Воскресшем Спасителе, проповедовали Его, а философы и мистики той эпохи, добросовестные и не очень, пытались свести все лишь к какому-то морально-нравственному учению.
И это, к слову, был второй способ действовать для нашего книжника: услышать, прочитать, додумать, щедро добавить лично от себя – и пожалуйста, новое евангелие готово.
Кто-то делал это, желая честно докопаться до истины, а кто-то действовал из побуждений корысти. Представьте такого человека, который приходит в город, где есть христиане. Приходит и говорит, что у него есть некое неизвестное доселе евангелие. Он одномоментно обретет учеников, а с ними и средства к существованию.
При этом стоит заметить, что начали паразитировать на христианстве сначала совсем уж низкопробные авантюристы. Первым из известных является Симон-волхв. Его история описана Евсевием Кесарийским и Иринеем Лионским. Она настолько важна для нашей темы, что я, пожалуй, приведу ее.
Итак, был некий маг и чародей по имени Симон. Жил в Иудее и, прослышав о Воскресшем, тоже объявил себя богом. Судя по всему, он претендовал именно на мессианское достоинство Спасителя, а не на то, что он какой-то другой бог, так как изгнать его получилось только у апостола Петра. Который, видимо, задавил его своим авторитетом, во всеуслышание объявив, что этот царь иудейский не настоящий.
Симон был человеком деятельным и на том не успокоился, а поехал в Рим, где снискал себе и аудиторию, и славу.
«Сразу же чародей, о котором мы говорим, – умственные очи его были словно поражены божественным светом, чудесно воссиявшим еще раньше в Иудее, когда апостол Петр изобличил все его гнусности, – пустился в далекое заморское путешествие; бежал с востока на запад, думая, что только там сможет он жить по-своему.
В Риме оказана была ему величайшая помощь от власти, там утвердившейся, и в короткое время он настолько преуспел в своих делах, что был почтен тамошними жителями статуей, как бог. Но везло ему недолго.
Сразу же после него, в то же царствование Клавдия, всеблагой и человеколюбивый Промысл привел в Рим того же борца с этим развратителем людей – мужественного и великого апостола Петра, за свое мужество именуемого первым среди остальных апостолов. Он, как благородный вождь Божий, облеченный в божественные доспехи, принес с Востока жителям Запада драгоценное сокровище духовного света, самый свет и слово, спасающее душу, – проповедь о Царстве Небесном.
Итак, слово Божие нашло пристанище в Риме; влияние Симона убывало и исчезло сразу вместе с ним. Свет веры настолько озарил разум слушателей Петра, что они не сочли достаточным услышать только устную проповедь и познакомиться с ней однажды по слуху. Они всячески уговаривали и убеждали Марка, чье Евангелие мы имеем, – а был он спутником Петра – чтобы он оставил для них запись учения, переданного им устно; они не оставляли его в покое, пока не принудили его; они – причина написания того Евангелия, которое называется Евангелием от Марка»[12].
Обратите внимание, что слова апостолов и написание канонического Евангелия были ответом на появление первых еретиков, которые хотят себе дешевой и прибыльной славы и ради этого коррумпируют церковное учение. То есть апостол не столько проповедует перед абсолютно холодной (как сейчас модно говорить) и неготовой аудиторией, сколько полемизирует с поддельной проповедью, которая успела появиться до него.
И это интересная особенность первого и второго веков христианства. Те самые книжники, о которых мы говорим, часто успевали раньше, чем апостолы. А еще раньше них успевали разнообразные шарлатаны, подобные описанному выше Симону.
Святой Петр и Симон Волхв
XV век. The Metropolitan Museum of Art
Но шарлатаны не так опасны для молодой Церкви, как утонченные книжники, стремившиеся сделать христианство удобопонимаемым и удобоваримым для языческого ума, так как само по себе оно «для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие, для самих же призванных, Иудеев и Еллинов, Христа, Божию силу и Божию премудрость; потому что немудрое Божие премудрее человеков, и немощное Божие сильнее человеков», как говорит Павел в первом послании к общине Коринфа.
Книжники пишут прекрасные литературные евангелия и послания апостолов, в которых блистают хорошим владением словом. И их труды преимущественно представляют собой речь Спасителя (хотя тут слово «спаситель» уместнее написать с маленькой буквы, так как Христос их текстов имеет мало общего с Христом Церкви). Оно и логично. Особых знаний о жизни Иисуса у них не было, как и знаний о культурно-бытовых особенностях варварской Иудеи. Да это их и не сильно интересовало. Их интересовало знание, которое нес этот Учитель. А знание в греко-римском мире передается через монолог или диалог, поэтому их тексты – это именно диалогические или монологические произведения.
Кроме того, не стоит забывать, что наши книжники – выпускники школ, то есть они прекрасно владеют искусством риторики. Это искусство – часть того немногого, что они умеют делать на профессиональном уровне. Поэтому для них написать речь от имени некоего условного учителя мудрости – это практически школьная задачка.
И они берутся за дело – кто-то ради истины, кто-то ради наживы. Но и те и другие ломают учение Христа в прокрустовом ложе своих представлений. Как писал о них выдающийся исследователь Николай Алексеевич Осокин, «гностицизм был результатом стремления постичь и уяснить философским путем, началами Древнего мира религию Нового времени».
Давайте же и мы посмотрим на эти представления и начала, так как в борьбе с ними Церковь становилась такой, какой мы ее знаем.
Итак, эллины, ищущие премудрости, нашли учение Церкви как возможный общий знаменатель для мистики, философии и культа античности. Как то, что сможет увязать три эти разрозненные вещи в некое единое непротиворечивое целое.
Но для этого учение Христа, по их мнению, необходимо было доработать. Как и Ветхий Завет иудеев. Внести в последний то, чего там не было, а именно теогонию, теомахию, астрологию – такие привычные для образованного грека.
