Шрифт:
Закладка:
А в X веке дело обстояло совсем иначе. Аристотеля в Европе считай что и не было. Да, для нас сейчас это кажется странным, ведь благодаря титаническим усилиям переводчиков, лингвистов, книгоиздателей и интернету любое следующее поколение обладает всем багажом знаний, накопленных поколениями предыдущими. И нам кажется, что написанное за полторы тысячи лет должно быть известно. Но нет. Как вы помните из главы про Савонаролу, путь книг и переводов был очень извилист.
На латынь греческую классику массово начали переводить в XII веке. Преимущественно в Италии и особенно в Испании, в Толедо. Да, были, конечно, Михаил Скот из Шотландии и Виллем из Мербеке, но это скорее исключения. Основную работу проделывали на юге Европы. Проделывали ее незаслуженно забытые Герард из Кремоны, Доминго Гундисальви, Авраам ибн Дауд и многие другие.
Почему именно там? Из-за Реконкисты. Европейцы захватывали арабские города и получали доступ к арабским переводам античных классиков. И начинали переводить сами. И привозить в Италию из крестовых походов.
Что же это были за переводы? Или пересказы Антики, или переводы с развернутыми комментариями. Вот, добрались до важного слова. При этом средневековые авторы были, увы, очень скромны и часто не указывали своего имени.
То есть был некий арабский или иудейский (но чаще арабский) мудрец, ему попался труд Аристотеля, он его внимательно прочитал на греческом и переписал, как понял, на арабском. Написал для своих учеников, с комментариями и дополнениями, выкидывая те куски, которые его ученикам не нужны, и добавляя из других трудов Аристотеля или же из трудов другого классика то, что ему кажется полезным для читателя. Но в заглавии он писал, что это книга Аристотеля. Ведь арабский переписчик – это просто пересказчик чужого и не дерзает ставить свое имя рядом с именем Великого Солнца Мудрости.
И такой вот Аристотель попадает в руки европейскому книжнику. Но будем честны, арабскому книжнику X–XI веков Аристотель попадал тоже примерно таким же: в чужом пересказе и с чужими комментариями. И выходило так, что в XI–XII веках корпус Аристотеля был сильно больше того, что он на самом деле написал. Читатели и переписчики приписывали ему свои комментарии и пересказы, а также что-то великое, что написал не он. Но автор утерян, а кто у нас самый великий? Аристотель. Значит, он и есть автор. Да, эта судьба постигла не только философа, но и иных авторов, просто он самый знаковый.
Но так или иначе Аристотель сумел удержаться в мире европейской мысли, за что мы должны благодарить крестовые походы.
Чем же характерно в плане книг Возрождение? Тем, что в Италию потекли книги сразу из Греции. И не одни, а с профессиональными учителями, книжниками, поэтами и философами. И Европа наконец-то получила чистые переводы. И начался длительный процесс ревизии знаний, который затронул не только философа и его учителя Платона, но и многих других: вдруг в прошлый раз пропустили что-то очень важное?
И среди этого множества книг оказались и трактаты оккультистов герметического толка, которые перевел знакомый Савонаролы Марсилио Фичино, и трактаты гностиков. И все это наш герой – Джордано Бруно – и проштудировал. Причины своей уверенности я изложу позже, а сейчас – довольно предисловий, стоит рассказать о той интеллектуальной школе, с которой юный Бруно познакомился.
Гностицизм и герметизм
Давайте окунемся в седую древность, чтобы понять, откуда Бруно черпал свои знания. Одной из религиозно-философских проблем поздней Античности было отсутствие цельного религиозного мировоззрения. Тогда существовало три разных составляющих духовной жизни. Первая: государственный культ, который необходимо свершать, потому что необходимо. Это символ твоей лояльности государству. Но при этом в богов этого культа никто уже толком не верит. Вторая – этические системы различных философских школ: киники, стоики и эпикурейцы. Хотя для торжества научной истины стоит добавить, что в поздней Античности к ним добавятся еще и скептики. И третья – религиозные культы, пришедшие с Востока, которые отвечают на такую потребность религиозно неравнодушного человека, как наличие глубокого мистицизма.
И это проблема. Мистика, обязательный культ и этика – три составляющие религиозной жизни человека растут из трех разных корней. И их нужно как-то примирить друг с другом. Найти им общее поле и общую почву. Иначе это все грозит обернуться нешуточным внутренним схизисом. Как для одного человека, так и для целой культуры.
Но проблема осложняется тем, что ни одно известное учение на тот момент не могло играть роль такого общего знаменателя. Восточные культы, полные созерцательности и экстатических практик, лишены тонкой игры ума. Философия слишком холодна, а обязательный римский культ слишком массовый и слишком скучный. В нем уже нет никакой изюминки.
И тут по всей ойкумене разносится весть о некоем воскресшем восточном боге. С одной стороны, это ново и интересно. Особенно потому, что весть приходит именно с Востока, к которому римский мир, получивший свою философию с эллинистического востока, имел явную слабость.
Кроме того, эта новая религия имеет какое-то отношение к иудеям. Иудеи считались немытыми варварами, но стоит иметь в виду, что они единственные, кто не позволил изображать своего Бога в римском пантеоне. И вообще, они так ревностно и яростно оберегают тайны своего Храма, что это заслуживает если и не восхищения, то как минимум любопытства. Что же такого скрыто в их Храме, который был построен чуть ли не во времена расцвета Египта?
А надо заметить, что Египет для римлян – все равно что Шаолинь, Шамбала и библиотека Ватикана, слитые воедино, для современного человека – средоточие мудрости и великих тайн, страна древних и могущественных богов, культ и мистерии которых берегут в тиши святилищ немногословные жрецы.
Но и этого мало. Оказывается, что у религии иудеев есть священные тексты. И в большом количестве. И даже на понятном всякому образованному человеку языке.
Я сейчас говорю о Септуагинте – переводе семидесяти толковников или семидесяти старцев. Это перевод Танаха (Закона Моисеева, Пророков и Писаний) на греческий язык. Он был сделан за пару веков до Рождества Христова для евреев, живущих в рассеянии и не знавших языка Писания и храмового богослужения. Именно этот перевод сослужил потом добрую службу как ранним христианам, так и тем, кто желал ознакомиться с этой удивительной восточной религией.
Кроме того, сами христиане пишут – и пишут много, что для интеллектуала поздней Античности просто подарок. И они имеют смелость противостоять самому Риму, что тоже невероятно интересно.
И никого не пускают на свои собрания, которые проводят в тайных местах.
И последнее. Что христиане, что иудеи исповедуют (а христиане еще и проповедуют) веру в Единого Бога, Творца мира и времени, создателя всего сущего. То есть Того, кто как раз и может стать тем самым искомым общим знаменателем. К которому просто нужно правильным образом привязать этику, мистику и философию античного мира.
Страшный суд
Ок. 1500. Rijksmuseum
Иначе говоря, куда ни посмотри, сплошные плюсы: и тайно, и мистично, и свежесть новизны, и дыхание старины, и смелость, и тексты имеются, и претензия на всеобщность присутствует.
Но есть один маленький момент: взять и поверить – это не для интеллектуалов поздней Античности. Молча склонить голову пред проповедью палестинского рыбака не комильфо. Необходимо разобраться самостоятельно. Самостоятельно прочитать, самостоятельно сделать выводы, самостоятельно соотнести это со всем тем, что уже известно и любимо.
Иначе говоря, взять евангельскую проповедь и подойти к ней с имеющимся философским и религиозным аппаратом. В конце концов, мы же сейчас говорим об интеллектуале, чей ум изощрен в школах греко-эллинского мира. Он и помыслить не мог, что можно взять и довериться словам какого-то еврея. Этот еврей – человек простой. Может, он, конечно, и был свидетелем чего-то небывалого, о чем сейчас рассказывает, но вряд ли сумел это все понять должным образом. Пусть он нам расскажет, а уж понимать оставит тем, кто к этой работе подготовлен.
Но и это еще не все.
