в простате, которые отнюдь не сводятся к переполнению железы продуктами её жизнедеятельности. Этот орган богато снабжён нервными окончаниями. Да и секрет железы — не просто жидкость, определяющая объём спермы при семяизвержении. В его состав входят мощные ферменты и сосудистые гормоны. Словом, “застойная простата” — не только боль, чувство распирания в промежности и учащённое мочеиспускание. Она бомбардирует нервные окончания кровеносных сосудов и сердца болезнетворными импульсами. Это усугубляется действием всасывающихся в кровеносное русло высокоактивных веществ секрета простаты, не находящих естественного выхода из половых путей. Вот почему редкая половая жизнь и тем более полное её отсутствие в зрелом возрасте приводит к сбоям артериального давления и к нарушениям работы сердца. Может быть, тот факт, что средняя продолжительность жизни индусов так мала, отчасти объясняется их традиционным чрезмерным аскетизмом.

На протяжении тысячелетий то аскетизм, то гедонизм философы провозглашали единственно верным и разумным этическим принципом. То к одному из них, то к другому обращались бунтари в борьбе с господствующей моралью. Следует заметить, что гедонизм был когда–то предложен не для того, чтобы навредить людям, а чтобы помочь им обрести путь к счастью, вопреки самоограничениям. Ведь он признавал за человеком право руководствоваться в жизни своими чувствами, а не указаниями властей и религиозных доктринёров.

Врачу трудно лавировать между этими противоположными этическими принципами.

Аскетизм в глазах сексолога вредоносен, так как ложные моральные запреты и ограничения мешают проявлению здоровой сексуальности, приводят к необоснованным самообвинениям и вызывают развитие половых расстройств. К тому же, становясь на сторону аскетизма, врач неизбежно впадает в ханжество.

Однако, по известным причинам у сексолога не вызывает восторга и гедонизм.

Скептицизм врача питают и повседневные наблюдения над идейными приверженцами этих противоположных этических принципов. Попадая в поле зрения сексолога в качестве его пациентов, они обычно служат живым опровержением их же собственного мировоззрения.

Один из моих пациентов горячо отстаивал принципы религиозной нравственности, забывая при этом, что толчком к развитию его заболевания послужил целый “букет” заболеваний, полученный им от невесты. Выяснилось, что “невесты” у него меняются так часто, что его половые связи ничем не отличаются от тех самых греховных “блудодейств”, которые он столь убеждённо порицает. Я вовсе не иронизирую по его поводу. Одно время он даже жил в монастыре и, на мой взгляд, был искренне верующим человеком. Его аскетическая программа, видимо, была не столько ханжеской, сколько попросту для него невыполнимой. Так это обычно в жизни и происходит — аскетические проповеди не вписываются в реальность, вызывают психологические конфликты и приводят к развитию невроза.

Отказ от секса, основанный на догматической трактовке религии, противоречит природе человека. Поражение в надуманной борьбе с естественными и простительными соблазнами нередко приводит к подлинным грехам и к преступлениям.

Несколько лет тому назад меня привлекли в качестве консультанта к судебно–медицинской экспертизе 59-летнего священника отца Артемия (имя, разумеется, изменено). Он обвинялся в растлении несовершеннолетних. Пострадавшими были мальчики, которых родители отдали в качестве послушников в храм, где настоятелем был подсудимый. Жизнь его до обращения к Богу была самой обычной; после службы в армии он работал преподавателем в музыкальном училище, причём пользовался у своих коллег полным уважением. Его считали вежливым, наделённым недюжинными педагогическими способностями, и главное, лишённым привычки “приставать” к женщинам.

Хотя половую жизнь будущий священник начал рано — в 15 лет, к противоположному полу его не тянуло, и до своего пострига он имел только несколько случайных кратковременных гетеросексуальных связей. По окончании семинарии, принятия пострига и ухода в монастырь в контакты с женщинами он, разумеется, не вступал вовсе.

Покинув обитель в связи с получением прихода, о. Артемий, по его словам, соблюдал полное половое воздержание, которое он переносил, якобы, легко. Сексологическое обследование, однако, заставило усомниться в полной асексуальности подследственного. У него были все признаками “застойной простаты”: болезненность, напряжённость, отёк железы; в обильном секрете, полученном после массажа её и семенных пузырьков, обнаруживалась масса живых и подвижных сперматозоидов. Речь шла, следовательно, о зрелом человеке с сильной половой конституцией, мучительно переносящем вынужденное воздержание и весьма далёком от сексуальной инволюции.

По–видимому, о. Артемий с молодых лет тяготился своей гомосексуальной педофилией. Возможно, он и монастырь–то ушёл от греха подальше (там детей нет). Став настоятелем храма, он очутился в опасной близости с обожавшими его мальчиками, готовыми пойти навстречу любым его желаниям. Аскетические принципы, оказавшись невыполнимыми, привели этого сильного человека к преступлению и к краху. Помимо всего прочего, его подвела ятрофобия (невротический страх, испытываемый к врачам). Обратись он за помощью к сексологу, беды, скорее всего, не случилось бы. Врач помог бы переключиться с педофилии на более приемлемый, некриминальный тип влечения. Увы, с молодых лет о. Артемий опасался разоблачения и скандала, хотя страхи были напрасными: сексологи хранят доверенные им тайны пациентов, и, к тому же, оказывают помощь тем, кто обратился за ней анонимно. Своевременно полученная коррекция предотвратила бы преступление и последующее наказание (приговором суда отец Артемий получил 6 лет заключения; церковные же власти отлучили его от церкви).

Когда врач читает об искушениях святого Антония или видит живописные изображения его иступленных сексуальных галлюцинаций, то, будучи профессионалом, он находит их болезненными. Нельзя забывать, что человек — живой организм, чьи потребности требуют удовлетворения. Словом, у врачей есть веские основания отвергать как догматический аскетизм, так и гедонизм. И подавление сексуального наслаждения, и невротическая погоня за ним в равной мере лишают человека способности его испытывать.

Весёлая мудрость любви: наслаждение и гедонизм на взгляд сексолога

Гедонизм как философский принцип, признающий удовольствие главным и единственным жизненным благом, ещё в древности подвергся уничтожающей критике в диалоге Платона “Филеб”. Английский философ Джордж Мур довершил его теоретический разгром. Правда, прежде чем перейти к сути его идеи, рассмотрим несколько медико–биологических примеров, делающих мысль философа нагляднее.

Всем известно, что утоление жажды доставляет наслаждение. Допустим, что человек, страдающий от жажды, уже близок к смерти и что он набрёл, наконец, на источник воды в самый последний и критический для него миг. Будет ли его наслаждение единственным благом или же гораздо большее благо — спасение от верной смерти?

Усложним ход рассуждений, заменив утоление жажды насыщением человека в последние, критические для него сроки. Известно, чем он ближе к смерти, тем менее ему следует руководствоваться при утолении голода чувством наслаждения. В противном случае удовольствие из блага превращается в смерть.

Подобные трагедии описал в романе “Маздак” Морис Симашко. По сюжету романа во время голода в древней Персии защитники народа добились бесплатной раздачи хлеба из царских зернохранилищ. Вереницы голодающих подставляли платки и отходили с зерном, тут же набрасываясь на еду. Когда человеколюбцы, раздающие зерно, сделали перерыв, они с ужасом