партнёра, быть одаренным и избалованным им, не связывая себя никакими претензиями с его стороны, поначалу кажется заманчивой. Но это иллюзия. Даже если одаривающий партнёр в самом деле ни на что не претендует, то вы таким образом всё же испытываете долг благодарности к нему, ведущий к болезнетворным последствиям в виде обязанности, зависимости и чувства вины”.

Даже чилийскому нейрофизиологу и философу Умберто Матуране (Maturana H., 1978), которого он боготворит и с уважением упоминает чуть ли не на каждой странице своей книги, Кемпер не прощает ни малейших потакательств “идеологии любви”. Так, Матурана заявил однажды: “без любви нет человеческой социализации. <…> Это условие чисто биологической природы было основополагающим в эволюции человеческого вида, определив протекание развития человечества, приведшее к появлению речи, и через сотрудничество, а не конкуренцию, ставшего источником формирования интеллекта”.

Отдавая должное глубине этих рассуждений, Кемпер, тем не менее, отказывает им в правоте: “Насколько бы симпатичным ни казалось это высказывание и как бы обнадёживающе ни звучало соединение биологии, коммуникации и языка, но оно не более чем идеология, гипотеза и словесная конструкция”.

Спор Кемпера с Матураной может показаться кому–то схоластическим, далёким от жизни, но это не так. К тому же надо признать, что если Кемпер и не прав, то мотивы, которыми он руководствовался, сексологам близки и понятны. Нельзя не уважать смелость, с какой он восстал против общепринятых истин. Кемпер питает неприязнь к ложной патетике. Он не выносит фальшивых славословий в адрес любви и альтруизма. Сексологи не понаслышке знают, как лживы морализаторские словоблудия фарисеев, говорящих на эти вечные темы.

Тем не менее, вступаясь за сексуальность, ориентированную на удовольствие, Кемпер затрагивает слишком уж противоречивую проблему. “Психоанализ занимается тем, что определяет, как принцип удовольствия может быть внедрён в Я”, — пишет Кемпер. Это справедливое утверждение, с которым готов согласится любой сексолог. Но, отстаивая принцип примата удовольствия, Кемпер обходит молчанием психогенный потенциал гедонизма, который особенно наглядно проявляется именно в сфере секса.

Женщина, ориентированная на то, чтобы получить максимальное удовольствие — потребительница, насторожённо оценивающая своего партнёра. А вдруг она выбрала не самого сексуального любовника; а что если с другим она испытала бы гораздо более яркий оргазм?! В конце концов, в силу своей гедонистической жадности она не испытывает оргазма вовсе. То же относится и к мужчине–потребителю. Коль скоро он ждёт от очередной связи лишь эротической разрядки, а не любви, то выбирает женщину–стандарт. Как правило, это сопряжено с неуважением к партнёрше, явным или скрытым презрением к ней. Именно таким образом относятся к своим подругам, именуя их “тёлками” и “подстилками”, юнцы с незрелой половой психологией. Им нужны радости секса, не обременённые чувством ответственности, и потому они чураются девушек, заслуживающих уважения. У юношей и мужчин, вполне взрослых, но так и не обретших психологическую зрелость, сексуальность сводится к примитивной эротике; их чувства обеднены, оргазм смазан. Нередко половая жизнь, основанная на погоне за удовольствием, но лишённая любви, приводит к развитию сексуальных расстройств.

Но если гедонизм болезнетворен, то какой оценки заслуживает принцип удовольствия сам по себе? Споры по этому вопросу ведутся с глубокой древности, не затухая и в наши дни.

Словом, проблемы, поднятые в споре Кемпера и Матураны, затрагивают самые важные и насущные вопросы сексологии, разгадку которых следует искать в философии и биологии.

Эволюция любви

С точки зрения биологии, прав Матурана. Эволюционная история любви свидетельствует в его пользу.

Секс у животных, хотя и сопровождается чувством удовольствия, за редким исключением достаточно примитивен и лишён оргазма. Шведский биолог Ян Линдблад (1991) рассказывает: “Когда у самки шимпанзе наступает течка, она всячески “заигрывает” с самцом, а чаще с несколькими самцами. Приблизившись к самцу, она издаёт странный крик и поднимает кверху седалище. Самец без особой страсти в течение нескольких секунд исполняет свой долг. Вот и всё, после чего “возлюбленные” как ни в чём ни бывало могут и дальше уписывать зелень”. Если в процессе эволюции человек обогатился чувством оргазма и способностью любить, то это произошло отнюдь не случайно.

Предки человека вели стадный образ жизни, при котором складывается иной, чем у шимпанзе, характер полового поведения. В животном стаде царит жёсткая иерархия. Абсолютную монополию на всех взрослых самок имеет вожак. Он не даёт спариваться с ними другим самцам. Таким образом, агрессивность самцов и их поисковый инстинкт (стремление оплодотворить всех самок стаи) — важные факторы естественного отбора, позволяющие доминирующему вожаку оставить многочисленное потомство, наиболее приспособленное к условиям жизни. Половое поведение вожака при этом служит как для удовлетворения его инстинкта размножения, так и для поддержания иерархии в стае.

Такой характер сексуальности, идеально приспособленный к жизни стадных животных, на заре нашей истории грозил стать препятствием к появлению и выживанию человеческого вида. Ведь спустившись с деревьев на землю, приобретя способность к прямохождению и поселившись в африканской саванне, наши предки оказались беззащитными перед хищниками. Для борьбы с ними нужно было жить крупной сплочённой стаей (той, что станет у людей племенем), а этому мешали агрессивность и поисковый инстинкт наших пращуров.

Перед творческой лабораторией природы встала, казалось бы, неразрешимая задача: создать вид, представители которого не просто превосходили бы всех своих врагов интеллектом, но и обладали бы способностью обуздывать собственную агрессивность, направленную на соплеменников, а также умели подчинять свои интересы интересам стаи ради совместного выживания.

Задача была решена приобретением предками человека нового качества — мужской избирательности, то есть влечения к единственной избраннице, ставшей в глазах её поклонника привлекательней всех остальных. Такое оказалось возможным потому, что в ходе эволюции предки человека получили способность к максимальной эротической стимуляции, то есть к мощному “подкреплению” полового инстинкта из центров удовольствия, что привело к появлению оргазма, неизвестному ни одному виду животных.

Правда, для подобного витка эволюции были предпосылки в животном мире. Всё живое избегает того, что грозит болью и страданием, все достаточно развитые животные, как и люди, страдают от голода и наслаждаются, утоляя его. Наслаждением сопровождается утоление и полового голода, впрочем, как и удовлетворение более простых потребностей. При этом любое живое существо должно иметь точное представление, какие именно потребности оно испытывает, выделяя первоочередные из них, удовлетворение которых жизненно необходимо. По мере взросления ребёнок обретает способность различать свои потребности и вполне дифференцированно их проявлять. Потребность становится основой соответствующей мотивации (“мотив” — побудительная причина, повод к какому–то действию). Мотивационное же поведение обычно сопровождается теми или иными эмоциями. Удовлетворение потребности сопровождается эмоциями наслаждения и удовольствия. Напротив, невозможность её удовлетворения приводит к чувству фрустрации с эмоциями неудовольствия и страдания. Успешная борьба, в ходе которой устраняется опасность, сопровождается радостью. Поражение, напротив, порождает эмоции страха и ужаса или