Опускаю голову и поражаюсь тому, насколько искренне это звучит.

Уэст даже не смотрит на меня, ну и пусть. Парнишка отходчивый, всегда реагирует на подобные вещи так, словно их никогда не было. Прямо как его старик.

Я снова смотрю на него, сохраняя серьезное выражение лица.

– Я пришел сюда только… чтобы предупредить тебя, – добавляю я, что, похоже, вызывает его интерес, поскольку он встречается со мной взглядом. – Эта девушка, она играет с тобой. Скорее всего, с самого первого дня.

Его молчание говорит за него. Я вижу, как сломил его. Вижу, как развел огонь, а после облил его бензином. Ярость, растущая в нем, – именно то, что мне нужно. Она неизбежна, ведь это способ разлучить их.

Я знаю, на какой риск только что пошел, но это было на сто процентов необходимо.

– Она использует тебя, чтобы причинить мне боль, – лгу я. – Она угрожала сделать это, но я не поверил, что она на такое способна. Мне нужно было понять с самого начала.

Эту ложь произнести труднее всего, поскольку я скорее умру, чем позволю кому-то манипулировать мной подобным образом. Кроме того, на меня работают люди, которые строго следят, чтобы такого никогда не происходило. Конечно, это недешево, однако затраты всегда оправданны.

Эти люди наводят порядок за мной. И даже за Уэстом.

– Что у нее за план? – вскипает Уэст, теперь его переполняют жгучий гнев и боль.

– Кажется, переспав с тобой, она якобы накажет меня. Ведь я ради нее не развелся. Если бы она не знала, что я затаскаю ее за это по судам, то, вероятно, попыталась бы продать эту историю первому новостному агентству, которое послушает. Но она не идиотка.

Уэст не отвечает сразу же. Мне думается, что он все-таки купился на мои слова. Черт, а я хорош.

– Ты никогда не оставляешь следов. Никогда. Так почему же на этот раз оставил?

В мою сторону устремляется ледяной взгляд, в котором сквозит последний намек на подозрение. Подозрение, которое мне нужно искоренить.

Я совершаю ложную попытку снова дотронуться до его плеча, но в последнюю секунду притворяюсь, будто передумал. Затем опускаю «пристыженный» взгляд.

– Ты вряд ли захочешь это услышать, – начинаю я, делая глубокий вдох, – но… мы не просто занимались сексом. Это было… нечто большее.

Делаю паузу, позволяя ему осознать полученную информацию, очеловечивая себя в его глазах так, как никогда раньше не делал.

– Признаю, я облажался. Позволил этим чувствам дать мне ложное ощущение доверия. В конце концов, я рассказал ей о себе то, чего не должен был, рассказал о нашей семье, и вот насколько она умна, – предупреждаю я его. – Она знает, как проникнуть мужчине в голову. Готов поспорить, именно поэтому тебе трудно поверить во все это. Но, как бы мне ни хотелось, чтобы все это было выдумкой, как бы мне ни хотелось повернуть время вспять и переделать то, что я сделал… Я не могу, – заключаю я. – Единственное, что я могу сделать, – убедиться, что эта девчонка не продолжит манипулировать твоими чувствами, просто чтобы добраться до меня. Ведь, поверь, если так случится, будет чертовски трудно выбросить ее из головы.

Он спокоен. Слишком спокоен.

– Ты сказал ей об этом? Что планировал рассказать мне все? – спрашивает он.

Я приподнимаю бровь, удивляясь, почему он задал этот вопрос.

– Нет, Уэст. Я предан не ей, – уверяю я его. – А тебе. Нашей семье.

Услышав это, он стискивает челюсти, скрипит зубами.

– Иди на хрен со своей преданностью, – рычит он.

Я киваю, соглашаясь, точно раскаявшийся злодей, отчаянно нуждающийся в его одобрении.

– Просто скажи, что я могу сделать, чтобы все исправить, сынок. Я готов на все.

Его взгляд холоден, бесчувственен.

– Единственное, чего я хочу от тебя, сейчас или когда-либо, это твоего слова, что ты будешь держать свой гребаный рот на замке. Не говори ей, что пришел ко мне с этим.

Я снова киваю, но не могу удержаться, чтобы не спросить напоследок.

– Почему? Каков твой план?

У нормального паренька остались бы шрамы от того, что Уэст видел и слышал, но он сделан из стали, его невозможно сломать. Вот почему я знаю, что, услышав это, мой мальчик только вновь обрел бдительность. Что бы он ни думал о своих чувствах к этой девчонке, отныне они будут умирать в нем медленной, мучительной смертью.

Уэст уносится прочь, не ответив на вопрос, но, даже видя, как этот разговор ранил его, я ни о чем не жалею. Я только что успешно избежал катастрофического происшествия. Да, пусть он теперь ненавидит меня как отца, зато это убережет имя Голденов от втаптывания в грязь. Убережет все мои секреты от позорного разоблачения.

Кто-то возразит, мол, цель не стоит средств, но я вынужден с этим не согласиться.

Некоторые секреты никогда не должны быть раскрыты.

БЛУ

Ни слова, пока мы заходили в автобус.

Ни слова с тех пор, как расселись по местам.

Я, конечно, не ожидала, что мы сядем вместе или типа того, но этот бойкот кажется… слегка радикальным.

Дело даже не столько в том, что он ничего не сказал – потому что для нас это не так уж и необычно, – но он даже не посмотрел в мою сторону. На нем наушники под капюшоном темной толстовки, скрывающим большую часть лица, и все выглядит так, будто я для него не существую.

Что ж, лучше знать, чем оставаться в неведении, верно? Очевидно, просьба, с которой он обратился ко мне в бассейне пару недель назад, больше его не привлекает. Учитывая, какое количество девушек бесстыдно делают ему всякого рода предложения, я не должна удивляться, что он потерял интерес.

Просто жаль, что я не узнала раньше. Во-первых, не стала бы тратить время на утреннее бритье. Знаете, на тот случай, если в эти выходные все зайдет дальше, чем планировалось. Но сейчас у этого события примерно ноль шансов, и к черту беспокойство.

Уэст для меня никто, как и я для него.

Очевидно.

К счастью, когда мы загружались в автобус, мне в соседи попался не тот, кого я ненавижу, а тот, кого я не очень хорошо знаю.

Джосс пока что не сказала мне ни слова, а я отчаянно нуждаюсь в разговоре, чтобы не пялиться на Уэста каждые три секунды. Потому я решаю растопить лед первой:

– Предвкушаешь игру?

Больше ничего на ум не приходит. Наверное, я могла бы упомянуть о погоде, но на улице холодно и пасмурно. По этому поводу, пожалуй, все.

Она опускает книгу, которую держит в руках, и слегка улыбается, что заставляет меня почувствовать себя менее виноватой за то, что я ее прерываю.

– Да, – отвечает она. – А ты?

Я пожимаю плечами, понимая, что очень даже предвкушала игру, пока Уэст снова не щелкнул переключателем.

– Вроде того. Приятно для разнообразия свалить из дома.

Школа платит за мой номер, да и Скар в безопасности. Первую ночь она проведет у Джулс, а потом останется с дядей Дасти.

– Ты играешь в баскетбол, верно?

Я не ожидала, что Джосс спросит что-нибудь обо мне, поскольку даже и не подозревала, что она что-то обо мне знает.

– Да, – говорю я с улыбкой. – В понедельник огласили последний список игроков.

Джосс кивает.

– Круто. Я никогда не была такой уж спортсменкой.

– Ну, чирлидинг тоже требует немалого атлетизма, разве нет?

Она жмет плечами и закрывает книгу.

– Наверное? – она, наконец, смеется. – Я все-таки имела в виду координацию рук и глаз. Чирлидинг – это гибкость, сила и хороший баланс, но я бы не смогла забросить мяч в корзину, даже если бы от этого зависела моя жизнь.

Я тихо смеюсь. Общение вроде бы пошло довольно легко.

– Я каждую неделю с благоговением наблюдаю за парнями на поле, – делится она. – Дэйн во время игры переходит в режим зверя, и это все равно что наблюдать за искусством в движении. На самом деле все Голдены такие.

Она молодец, ловко все провернула, но я заметила, что она упомянула Дэйна первым. А еще, как она заставила свое выражение лица снова стать серьезным после упоминания о нем. Джулс на этом меня бы и поймала, но мы с Джосс недостаточно хорошо знаем друг друга, чтобы такое делать. Поэтому я держу свои подозрения при себе.

– Да, они и правда хороши, – это все, что я говорю в ответ.

Джосс смотрит на меня с ухмылкой, и я не уверена, о чем она думает.

– Знаешь, немного странно, что