Сказано – сделано.

Незаметно сунув руку в карман, я достала огниво. Подгадала нужный момент на изгибе тропы, а потом как развернулась, да как бросила его в морду преследователю с криком:

— Гори окаянный!

Полыхнуло знатно. Я сама аж на миг ослепла. Потом раздался вопль, ругань и звук падения.

Проморгавшись, я увидела перед собой распластанного на снегу парня. Руки-ноги по сторонам разметал, глаза закрыты. И кажется, не дышал…

Молодец, Симочка. Молодец…

Какого-то бедолагу ненароком прибила.

Никто ведь не видел?

Я огляделась по сторонам – вроде никого. Тогда, не придумав ничего лучшего, я решила стащить этого упыря с тропинки и снежком прикрыть, чтобы никто не заметил и с вопросами неудобными ко мне не приставал.

— Прости, дорогой, мне возиться с тобой некогда. Меня Марк ждет.

Схватила его за воротник и дернула.

А парень взял и глаза открыл! Я с испуга аж вскликнула, а потом и вовсе повалилась ничком на снег.

Не самый удачный момент для обморока, но разве у меня было иначе?

Когда очнулась – обнаружила себя лежащей возле небольшого костерка, весело потрескивающего посреди вытоптанного пятачка.

По другую сторону от огня, на низком пеньке сидел тот самый парень и неспеша что-то жевал. Тягал из холщового мешочка по ягодке, да в рот закидывал, а увидев, что я пришла в себя, отряхнул руки и поднялся:

— Очнулась?

— Нет.

— Выглядишь так, будто очнулась, — усмехнулся он, присев рядом со мной на корточки.

Я на всякий случай отодвинулась, мало ли маньяк какой, а он продолжал меня рассматривать с нескрываемым интересом.

Я против воли тоже его рассматривала. Симпатичный, волосы русые, глаза синие. Чуть небрит, на щеке – мазок сажи, оставшийся после моего огнива. Сложен хорошо, рослый. Повыше Марка, пожалуй, будет…

О, боги! Марк!

Я подскочила, чуть не угодив макушкой парню в нос.

— Да что ж ты резкая-то такая, — охнул бедолага, едва успев увернуться от внезапной атаки.

— Мне некогда! Время поджимает! Надо Марка спасать.

— Мммм, — протянул он, — спасительница значит, в наши края пожаловала.

— Представь себе, — проворчала я, заново перевязывая плащ и глубже натягивая шапку, — где мои варежки?

Он кивнул на костер, и я только заметила, что они надетые на небольшие веточки сушились возле огня. Надо же, позаботился…

— Как же ты кого-то спасать собралась, если через шаг валишься без чувств? —спросил парень и протянул мне мешочек, — бери, не бойся. Это сушеная рябина.

Я подозрительно уставилась на подношением:

— Зачем она мне?

— Поможет, от твоего недуга.

— Если бы мой недуг можно было бы вылечить простой рябиной, то лекарь бы давно это сделал. Толку от нее никакого.

— То ваша рябина была, а это – моя. Бери.

Я еще поворчала немного, но мешочек забралась. И даже пару ягодок в рот закинула. Рябина, как рябина – прожевала, проглотила и ничего не почувствовала.

— Я- Ханс, — сообщил синеглазый, хотя у него и не спрашивала.

Отмалчиваться было неудобно. Поэтому я тоже представилась:

— Симелла. Можно просто Сима. Ну…приятно было познакомиться, мне пора.

— Минуту погоди. Сейчас костер затопчу, — он начал сгребать снег к центру прогалины. Костер зашипел, задымил, а потом погас, — все, можно идти.

Я подозрительно уставилась на него:

— Иди.

— А мне в ту же сторону, что и тебе, — беспечно отозвался Ханс.

— К лешему?

— К нему, родимому.

Не то, чтобы я была против попутчиков, но если он рассчитывал, что буду идти и болтать о всяких глупостях – то зря. У меня дело важное было. Ответственное и не терпящее отлагательств. И я не собиралась отвлекаться на всяких тут синеглазых проходимцев.

— Если будешь меня задерживать – наши пути разойдутся. Понял?

— Да понял я, понял, — усмехнулся он, — идем уже!

И мы пошли. Он впереди, а я следом, сердито глядя в широкую спину, закрывающую собой весь обзор.

— А побыстрее можно?

— Как скажешь, — согласился он и прибавил шагу, да так, что я только и успела ногами перебирать, пыхтеть, и поправлять шапку, которая постоянно норовила сползти на глаза. Наконец не выдержала и потребовала:

— Давай медленнее.

— Тебе не угодишь.

— Ты в принципе можешь идти, как тебе удобно. А я и сама справлюсь, — проворчала я.

— Ладно. Не пенься. Съешь рябинку.

Хотела я ему сказать, куда он со своей рябинкой мог пойти, но не стала. Вместо этого и правда сжевала еще несколько кислых ягодок

— Кто такой Марк? — спросил он спустя некоторое время, — И от чего ты так стремишься его спасти?

Мне было не до разговоров, но раз речь зашла про любимого, то решила ответить.

— Подавился он бобовым зёрнышком из Чернодырья этого проклятого.

Ханс удивлено переспросил:

— Где же он нашел-то его посреди зимы?

— Мне откуда знать. Попало оно как-то в его еду, ну он и проглотил.

Синеглазый почему-то еще сильнее удивился:

— Проглотил дикий боб?!

— Да.

— Это ж как же надо было проголодаться, чтобы такое проглотить. Он же размером с кулак.

— Да нет же, — возразила я, — маленький он, черненький. В груди пока остановился, но отогреется и корни пустит…если уже не пустил, пока я тут по лесу дурацкому ползаю.

— Прямо так уж и пустит? — с сомнением поинтересовался мой спутник.

Я шмыгнула носом:

— Представь себе. Прорастет сквозь моего возлюбленного, корнями вопьется в его тело. И тогда уже ничто не спасет бедного Марка.

— Беда, конечно, но…

— Что, но? — тут же взъерепенилась я.

Какие тут могут быть «но», когда я такие страсти рассказываю?

— Ты уверена? Что это дикий боб?

— Я сама видела, своими собственными глазами, как у Марка изо рта черное щупальце высунулось. И чтобы его изгнать вода специальная нужна.

— Ну раз черное щупальце и вода