И плевать что размерами в несколько раз больше.

Белка. Ну или бурундочок. Да, да.

На всякий случай оглянулась, но ничего не увидела. Деревья, как будто сдвигались плотнее друг к другу, перекрывая обзор. И хотя я не так далеко прошла вглубь леса, выхода из него уже не было видно.

Ладно. С этим разберусь чуть позже. Главное, набрать волшебной волы, а обратно уж как-нибудь вернусь. По звездам, например.

Звездочет из меня был аховый, но на всякий случая я посмотрела еще раз, пытаясь найти и запомнить какие-нибудь ориентиры. Ну, допустим, вот та загогуля в форме вопросительного знака сойдет, и вон то скопление ярких точечек тоже ничего.

Убедив себя, что все под контролем, что путь назад непременно отыщется, а с дерева на дерево параллельно со мной и правда перескакивала добрая безобидная белочка, я поплелась дальше.

Продвигалась медленно. Коварный снег всеми силами старался меня задержать. То прикрывал яму, из которой потом приходилось выбираться по-пластунски, то большими комками падал прямо на голову, норовя проскочить за шиворот. И так без конца.

Я настолько устала, что утром, когда солнце уже взошло над Чернодырьем, упала плашмя в сугроб, руки-ноги раскинула и прохрипела:

— Все! Дальше не пойду.

Но, конечно же, пошла. Потому что усталость — это такая ерунда по сравнению с тем, что сейчас чувствовал бедный Марк. У меня не было времени ни на отдых, ни на жалость к себе, я должна была найти исток Синей реки, набрать воды и вернуться до того, как хищный боб начнет пускать корни

Мысли о любимом придали сил и решимости. Я с кряхтением выбралась из снега, отряхнулась и поползла дальше. В какой-то момент плащ зацепился за сук и сколько бы я ни дергала – освободиться не получалось.

— А ну-ка пусти! — прошипела я, и как рванула!

Сучок отломился, а я, не успев притормозить, отлетела назад, поскользнулась, неуклюже взмахнула руками и скатилась вниз с пригорка.

…И оказалась на тропинке.

Оказывается, все это время я ползла, по колено проваливаясь в снегу, а совсем рядом была тропа. Не слишком широкая, но утоптанная достаточно, чтобы по ней можно было спокойно идти, а не кувыркаться по сугробам.

— М-да, — крякнула я, поднимаясь.

Стряхнула снег, поправила шапку и, сделав вид, что так и задумано, пошла дальше.

По тропинке продвигаться стало гораздо проще и быстрее. Я подобрала узловатый сук и использую его, как дорожный посох, уверенно шла вперед.

Однако к вечеру силы окончательно покинули меня. Глаза слипались и отчаянно хотелось спать. Пришлось останавливаться на ночлег.

Вспомнив рассказы отца, который был заядлым любителем охоты, я нашла укромное место среди поваленных деревьев. Вытоптала там пятачок, достаточный для того, чтобы удобно расположиться, потом наломала еловых лап и сделала подобие шалаша. Из них же соорудила подстилку.

Забравшись внутрь, немного пригасила парящее огниво, выложила охотничий нож, так чтобы в случае чего можно было быстро схватить и, замотавшись в плащ, закрыла глаза.

Я так устала, что моментально заснула и проспала до самого утра, и с рассветом снова отправилась в путь.

Вьющаяся справа от меня река, становилась все уже и уже. На подходе к Медвежьей горе и вовсе остался только ручей, бодро прокладывающий себе путь среди камней и талого снега.

Исток был уже близко. И когда я, обогнув небольшой лесоповал, вышла к отрогу и увидела пещеру, наполовину перекрытую черным валуном, сердечко мое радостно подскочило. Добралась! Смогла!

— Марк, держись! Я иду! — с этими словами я достала из сумочки флягу и ринулась вперед.

И лишь услышав глухое рычание, я поняла, что ни черта это был не валун на входе.

Черная махина зашевелилась, распрямилась, и я увидела перед собой гигантского медведя. Он потянулся, зевнул, широко распахнув алую пасть, и недобро уставился на меня.

Вот и набрала водички…

В голове только одна тоскливая мысль – я не успела попрощаться ни с отцом, ни с друзьями, ни с милым Марком.

Прости любимый, мне не суждено тебя спасти, но я буду ждать тебя на той стороне…

Грозно зарычав, медведь двинулся в мою сторону, а я, вместо того чтобы бежать сломя голову, сделала неуверенный шаг назад и обмякла, ничком повалившись на снег.

Привычный сумрак набросился со всех сторон, укрывая от страшной действительности. По крайней мере, я буду без чувств, пока он будет по мне топтаться и глодать.

Однако спустя некоторое время я пришла в себя.

Вроде живая. Руки-ноги на месте, ничего не болит. А сверху солнце зимнее едва припекает…

Приснился мне что ли медведь-то?

Кряхтя и пыхтя, я села. Еще раз взглядом прошлась по конечностям, чтобы убедиться в том, что они на месте и не отъедены коварным зверем. А потом обернулась…

Медведь сидел на том же месте, что и прежде, и по-собачьи склонив голову на бок, наблюдал за мой. Стоило только шевельнуться и внутри него утробно заклокотало.

Я все поняла.

Жрать меня бесчувственную ему не интересно. Надо чтобы орала, отбивалась и пыталась отобрать кишочки, которые он будет из меня вытягивать.

Представила эту картину и снова свалилась в обморок.

Потом опять пришла в себя. Голову аккуратно повернула – медведь на месте. Даже ближе, чем был в прошлый раз.

Точно ждет удобного момента, чтобы начать меня жевать.

Жуть!

Опять обморок.

А когда в третий раз открыла глаза, увидела прямо перед собой здоровенную лохматую морду.

Глаза в глаза.

Он смотрел, я смотрела. Он моргал, я моргала. Он щелкнул зубами, я вжалась в снег, уверенная, что сейчас мне откусят нос.

Кто-нибудь! Спасите!

Пусть появится какой-нибудь охотник! Пожалуйста! Должны же тут быть охотники?!

А Белочка! Была же белочка! Пусть хоть орехом в него кинет, отвлечет мохнатого, а я пока потихонечку уползу.

Однако охотников было не видать, а белочку мои проблемы волновали мало, и тратить на мое спасение драгоценные орешки она не собиралась.

Значит, снова обморок…

И только меня повело, только начало утаскивать в пелену беспамятства, как медведь фыркнул мне в лицо и человеческим голосом сказал:

— Отвалишься – укушу.

Видать, совсем плохи мои дела, раз говорящие медведи уже