Рискуя обжечься или прожечь выпавшим из дрожащей в руках трубки углём, он закрыл руками лицо и глубоко задумался. Мысли выжигали изнутри, лихорадили и словно разъедали мозг. Павел был здесь, и оградить его от всей этой грязи он не сможет. Павел сгорал всю ночь и мучился от боли, в сознании он сдерживался, но ночью Алексей слышал, как тот сдавленно стонал, стоило хоть немного сдвинуться во сне, но несмотря на всё это он вернулся в казармы. Он предпочёл это всё его помощи. Почему-то эта правда неожиданно больно кольнула Алексея. Он скривился и почувствовал себя невероятно жалким и ничтожным. Только подумать, беспокоится о внимании Павла, когда он так страдает. Он медленно и глубоко выдохнул, натянул приличествующее его положению лицо и пошел искать Павла.

Бинты отделяться даже не от кожи — от мяса не хотели совершенно. Они практически вросли в спину, сроднились с ней кровью и сукровицей так, что нижний слой бинтов был неразличим. Терпящий экзекуцию Павел несколько отстранено думал, что возможно пройти ещё раз через весь полк было бы легче. Тогда его хотя бы не трясло от лихорадки. Заново переживать интересные ощущения было мало приятного.

Павел искал способ отвлечься от спины и скользил глазами по тому небольшому участку, который ему было видно. Выметенный пол больничной избы, но, очевидно, до настоящей чистоты ему было далеко, жестяное ведро с больничными отходами да кусок двери. Раздался стук, и щель между дверью и косяком стала расширяться, пока дверь совсем не исчезла из его поля зрения и в него не попали чьи-то чищенные до блеска сапоги. Павел оценил размер сапог и поднял голову, сдерживая желание сморщиться — из-за его любопытства двинулись мышцы верхней части спины.

Ну конечно же это был он. Лекарь над ним отнял от его спины инструменты и уж было открыл рот для отповеди «ходят тут, работать не дают». Раз пришел на своих, так и уйдёт на своих. Нечего. Будто и так у них работы не хватает. Ещё и дезинфекцию проводить, а как ее проведёшь, когда по зиме солдатики желание оставаться в чем мать родила испытывают ещё меньше, чем по весне. Так что начинал говорить лекарь с явным желанием скорее выпроводить возможного симулянта, но увидел, кто вошел, и осёкся. Хмыкнул, снова склонился над спиной Павла и чувствительно задел одну из ран.

Ровным голосом вошедший Алексей попросил лекаря разрешить побыть ему пять минут в лазарете, смиренно высказывая желание, что он не помешает больным и раненым. Разрешение он получил. Как и полный скрытого напряжения взгляд Павла, которому закончили обрабатывать спину, выдали свежие бинты и возможность ещё часок полежать в покое.

Алексей достал карманные часы и понял, что времени у него действительно осталось пять минут и ни секундой больше. Убрал часы, застегнул пару верхних пуговиц форменного пальто обратно и посмотрел на Павла. Тот поймал его взгляд.

— Я попросил хозяйку закрыть квартиру.

Сказанное Алексей оставил без внимания. Беспокойство о квартире по сравнению с беспокойством за Павла казалось ничего не стоящим.

— Скажи, зачем ты пришёл в часть?

— Поесть и в лазарет.

— Почему было нельзя поесть у меня?

— Зачем, если мне всё равно нужно было идти сюда?

— Ты мог бы воспользоваться услугами того доктора, которого я вызывал.

— Думаешь, он бы лучше забинтовал?

Взгляд Алексея стал почти болезненным.

— По крайней мере, — Алексей понизил голос, чтобы лекарь, что-то переливающий за стенкой, не мог его расслышать, — он обеззараживает инструменты в отличие от этого.

Во взгляде Павла чётко можно было разглядеть, что ну да, ну да.

— Я смотрю, ты выбираешь докторов, которые большие затейники в том, что касается инструментов.

Алексей посмотрел на него, безмолвно вопрошая пояснений.

Послышался тихий выдох. Это Павел вздохнул. Видимо, Алексей уже и забыл, как ему для профилактики предлагали засунуть инструмент кое-куда.

Алексей качнулся с мыска на пятку, и под пытливым взглядом Павла в нём снова родилась дурацкая мысль, что возможно… Возможно, влюблённость может оказаться правдой. Его рот открылся, готовясь выпустить несколько вопросов. Павел посмотрел на такое правильное лицо, слишком правильное, ни единого изъяна, не то, что у него: шрамы и переломы, которые наложились на и так не слишком удачной формы лицо.

Алексей негромко вздохнул.

— Могу я спросить?

За стеной неожиданно пропали все звуки. Видимо, лекарь закончил возиться. Алексей посмотрел длинным взглядом на стену, вернулся к Павлу.

— А. Глупость. Надеюсь, мы сможем поговорить вечером.

Павел посмотрел вслед убежавшему брату, а потом опустил голову и остался долёживать свой час покоя. Когда он истёк, ему пришлось вернуться в казармы. Там Павел лежал на кровати и краем уха слушал разговоры сослуживцев — Матвеич, бывший дневальным, то и дело резко их обрывал. Павел попытался устроиться удобнее и никак не мог не отметить, что матрас на кровати Алексея был не в пример мягче, а бельё чище, и в комнате, несмотря на неистребимый запах табака, было свежо и чисто. Здесь же к табаку примешивался ещё добрый десяток запахов от поношенных за день сапог до чьего-то позднего ужина. На этот раз к нему никто не полез, так что через какое-то время Павел перестал различать даже отдельные слова и задремал.

Нести службу исправно в этот день Алексей был практически не в состоянии, он не делал грубых ошибок, но всякий раз перед отдачей приказа медлил, словно сомневаясь в правильности своих слов. Такое не прошло незамеченным, но солдаты над подобным замедлением не раздумывали, оно скорее навевало желание яростнее поедать глазами начальство, пока это самое начальство не решило бы их наказать, а то вон как оно в думы ушло, а офицерам хватало других дел, чтобы обращать внимание на подобное. Лишь Войницкий заметил, что не влюбился ли часом Алексей, раз он так задумчив, но Алексей отделался общим ответом и свёл к обыденной шутке, за которой ничего не стояло.

Закончил с делами Алексей поздно, написание отчётов командованию заняло много времени, а ещё предстояло писать часть совместно с полковым лекарем, который за всеми больными никак не мог к этому приступить. А на днях по всем самым верным приметам ожидалось потепление, что означало новую волну выбывших по болезни солдат. Алексей отложил перо и потёр глаза. Глаза устали вглядываться в столбцы с цифрами, пытаясь найти ошибку. Цифры сходиться не желали, а за окном стемнело настолько, что если бы не часы, можно было бы с лёгкостью подумать,