Были и другие проблемы, некоторые из них проявились, когда немцы начали штурмовать оборонительные зоны. Строительство укреплений в большой мере сосредоточено было в руках местных партийных организаций или низшего командного состава, как правило, понятия не имевшего, какие оборонительные позиции сооружать. Противотанковые заграждения и ловушки не были связаны, огневые позиции расположены неудачно. Впоследствии, когда быстрое продвижение немецких танков сделало ситуацию критической, отдавались приказы произвести изменения, но во многих ситуациях было уже поздно. В сентябре, когда немцы достигли Пулковских высот, подобные ошибки оказались почти роковыми. Несмотря на указания соорудить новые огневые позиции, новые прицельные установки для орудий, сделано было чрезвычайно мало.

На строительство укреплений была отправлена молодежь из институтов и университета; в отличие от остальных ленинградцев, работавших бесплатно, студенты получали по 9 рублей в день – что было больше, чем стипендия.

Однажды утром Бычевскому позвонила старшая дочь, студентка первого курса Ленинградского университета.

«Папа, до свидания. Я еду на работу».

«Куда?»

«Ну, ты знаешь, наверное. Мы поедем на машине, я спешу».

«А что ты с собой берешь?»

«Ну, что мне надо? Полотенце. Мыло. И все».

«Погоди минутку, – сказал отец. – Погоди, девочка. А пальто, чайник, ложку, рюкзак? Еще надо взять хлеб, сахар, белье».

«Папа, ты что, смеешься! – весело возразила дочь. – Никто из девочек ничего не берет. Мы же ненадолго. Будем спать на сеновале. Пусть мама не беспокоится. Пока».

Но, как пишет Бычевский, девочки вернулись не так быстро. И не все вернулись. Причем вернулись не на машине, а пешком, уставшие до изнеможения. Одежда превратилась в лохмотья, все болело, руки в ссадинах, ноги в ушибах. Черные от грязи, потные. У многих окровавленные повязки на ранах. Некоторых своих подруг они похоронили (а иных и похоронить не удалось) в открытом поле, у дороги, где застигли их низколетящие «юнкерсы» и бомбардировщики-штурмовики Хейнкеля. Каждый день они производили налеты, бомбили, обстреливали с бреющего полета. Сколько тысяч было убито? Никто не знает. Не было точных данных, сколько народу участвует в строительстве, нельзя было определить, кто вернулся, кто погиб.

День и ночь шла работа, несмотря на воздушные налеты, потери и несмотря на измученность тех, кто составлял большинство работающих, – женщин, пожилых, молодежи. На подступы к Кингисеппу направили бригаду строителей Ленинградского метро с механическими экскаваторами, землечерпалками, мощными кранами. Но главными инструментами были кирка, лопата, главной тягловой силой – спины и мускулы неопытных женщин и подростков.

Так строилась Лужская линия укреплений; длиной почти 320 километров, она тянулась от Нарвы и Кингисеппа вдоль побережья, потом на юго-восток вдоль реки Луги через город Лугу к Медведю и Шимску на озере Ильмень. Расстояние от этой линии до Ленинграда составляло: к югу от Кингисеппа – около 96 километров, от озера Ильмень – примерно 160 километров. Хотя позиции сильно укрепили, но их можно было обойти с флангов, если немцы сумеют пробиться к Новгороду, восточнее озера Ильмень.

Река Луга – 36–54 метра шириной, берега местами болотистые, но кое-где пригодны для прохода механизированных войсковых частей. Для защиты рубежей Бычевский соорудил минные поля, противотанковые заграждения, прикрываемые укрепленными и полуукрепленными огневыми позициями глубиной почти 2,5–3 километра. Вскоре, к ужасу Бычевского, выявилось, что некоторые минные поля вовсе не опасны для германских новых тяжелых танков. Взрывались легкие советские мины, а невредимые танки неслись вперед.

Жданов и ленинградское командование знали, что разбитые отступающие армии вряд ли способны удержать Лугу, они слишком быстро и беспорядочно отступали. Становилось трудно даже отступать. Тысяч восемьдесят людей, работавших на строительстве укреплений в республиках Прибалтики, пытались бежать на восток. С беженцами перемешивались разбитые армейские части и отдельные красноармейцы, крестьяне, пытавшиеся угнать скот в более безопасные районы, немецкие агенты, антисоветски настроенные владельцы хуторов, дезертиры и просто жители, охваченные страхом и паникой.

Если Лужскую линию обороны следовало удержать, то не силами этой толпы, а вопреки этому стихийному движению.

На Лужской линии обороны командующим так называемой лужской боевой группы стал генерал-майор К.П. Пядышев. Человек талантливый, довольно ироничный, с огромным военным опытом, он почти был свободен от иллюзий, понимал, как и все, что у Ленинграда нет подготовленных войск, чтобы устранить прорыв.

Армии отступающего Ленинградского (Северо-Западного) фронта были разбиты невероятно. К 10 июля они за восемнадцать дней непрерывных боев отошли на 480–510 километров. У них осталось лишь 1442 орудия. Они потеряли всю авиацию, главным образом в первые четыре часа войны. Бронетанковые и механизированные дивизии утратили так много военного снаряжения, что фактически превратились в простые стрелковые дивизии. Три армии, 8, 11 и 27-я, лишь на бумаге состояли из 31 дивизии и 2 бригад. В 6 дивизиях – 33, 126, 181, 183, 188-й стрелковых и 220-й моторизованной – численность личного состава снизилась до 2000 человек. В нескольких дивизиях осталось меньше 30 % боевого состава. В армиях насчитывалось примерно 150 тысяч человек. 8-я армия была почти безоружна, осталось в среднем на 1 миномет по 1,7 мины и 0,5 снаряда на орудие. 10-я стрелковая дивизия имела 2577 человек, 89 пулеметов, 1 зенитное орудие и 27 пушек и минометов. 125-я стрелковая дивизия – 3145 человек, 53 пулемета, 7 зениток, других орудий – 22.

Вся надежда была на добровольцев, им предстояло удерживать лужский рубеж. Призыв добровольцев начался 30 июня, в этот день записалось 10 890 человек. А к 6 июля было уже более 100 тысяч записавшихся, к 7 июля их общее количество достигло 160 тысяч, включая 32 тысячи женщин, 20 тысяч коммунистов и 18 тысяч комсомольцев[85]. Среди добровольцев был и композитор Дмитрий Шостакович. В своем заявлении он писал: «До сих пор я знал только мирную работу, теперь готов взять в руки оружие. Только в борьбе можно спасти человечество от уничтожения». Шостаковича не приняли, но назначили в дружину ПВО. Записались добровольцами актер Николай Черкасов и 46-летний поэт Всеволод Рождественский, прослуживший затем четыре года на Ленинградском, Волховском и Карельском фронтах, главным образом корреспондентом армейских газет. На фронте, в периоды затишья, он писал стихи и даже умудрился закончить книгу воспоминаний.

Некоторым писателям нелегко было вступить в армию. Лев Успенский пытался пойти во флот, но возникла проблема. У него был 47-й размер ботинок. У флотского интенданта не нашлось таких огромных ботинок, заявление задержали, пока не отыскали ботинки нужного размера, чтобы обмундирование было по всей форме.

Евгений Шварц, сатирик и автор сказок для детей, человек мягкий, нервный, не особенно здоровый, хотел