Шрифт:
Закладка:
Таким образом, половину защитников Лужской линии обороны составляли бойцы народного ополчения. Смогут ли наспех мобилизованные, совершенно необученные, плохо вооруженные рабочие батальоны выстоять под сокрушительными ударами передовых отрядов гитлеровских танков, великолепнейших, самых быстроходных, оснащенных самым наилучшим вооружением? Судьба Ленинграда во многом зависела от этого.
11 июля полковник Бычевский провел весь день на Лужской линии. Он ставил тяжелые телеуправляемые мины[90] под некоторыми крупными зданиями в Стругах Красных, Городище и Николаеве, там в любой момент могли появиться немецкие танки. А в Гатчине, в отдаленном уголке огромного парка, он установил радиопередатчик, который передаст сигнал взрыва телеуправляемых мин, как только немцы достигнут этих трех пунктов.
Весь день Бычевский видел толпы беженцев, низколетящие «мессершмитты», взорванные мосты, трупы у дороги, бегущих красноармейцев, командиров, пытающихся их остановить.
Ночью 11-го вместе с другими военными руководителями его пригласили в Смольный для встречи с Ворошиловым и Ждановым. Казалось, что Ворошилов нервничал, чувствовал себя неловко.
Генерал Попов, ленинградский командующий, докладывал обстановку. Человек высокого роста, довольно красивый, он всегда в закрытых помещениях чувствовал себя неспокойно. Фронтовым сообщениям не хватало ясности, они часто противоречили друг другу. Вскоре возник спор о направлении главного удара немцев. Заместитель командующего лужской группой считал, что немцы достигли позиций 483-го полка и 177-й дивизии и ведут бои у реки Плюссы. А генерал-майор A.A. Новиков, командующий военно-воздушными силами фронта, утверждал, что, по данным его разведки, основные немецкие силы, 200 танков или что-то вроде этого, находятся в Стругах Красных.
«Что толку от такой разведки? – спросил Ворошилов. – У вас ни одного пленного, ни одного документа. Сколько танков в Стругах Красных? Кто наступает на Гдов?»
Генерал Петр Евстигнеев, начальник разведки, не мог ответить.
«А какие части подходят к Луге?» – спросил Ворошилов. Но Евстигнеев и на этот вопрос не мог ответить.
Все, казалось, говорило о том, что главный удар будет направлен на город Лугу, по прямой дороге, ведущей в Ленинград.
А вдруг немцы ударят южнее Кингисеппа? В этом случае первые подразделения 2-й дивизии народного ополчения должны прибыть на следующий день в Веймарн, расположенный всего в нескольких километрах от Лужской линии. Лучшее подразделение, составленное из курсантов пехотного училища под командованием полковника Мухина, уже занимает позиции возле Сабека. Познакомившись с планами строительства лужской укрепленной зоны, Ворошилов и Жданов поехали в Новгород, где был тогда расположен штаб Северо-Западного фронта. День 12 июля они провели там, одобрили планы контратаки 11-й армии против быстроходного 56-го нацистского моторизованного корпуса. Они подкрепили 11-ю армию танковой дивизией и двумя пехотными дивизиями, приказав начать наступление 14-го рано утром[91].
12-го и 13-го Бычевский занимался укреплениями и постановкой мин. Вскоре после рассвета 13-го он передал по радио сигнал, и 3 крупных мины, заложенные под зданиями в Стругах Красных, взорвались. Там были расквартированы германские моторизованные части, потери были огромными. В тот вечер Ворошилов и Жданов снова вызвали в Смольный командиров и политработников четырех вновь сформированных партизанских батальонов. Каждый батальон состоял из 10 подразделений, насчитывавших от 80 до 100 человек. Им было приказано немедленно проникнуть в тыл немцев и попытаться всеми возможными средствами задержать или уменьшить скорость немецкого наступления; приказано было нападать на германские части моторизованной пехоты, взрывать мосты, разрушать коммуникации, сжигать склады, пакгаузы, оставленные при беспорядочном отступлении русских, и выполнять другие «специальные задачи». До рассвета «истребительные» батальоны, как называли их русские, перевезли в район Гдов – Сланцы и оставили там для перехода в тыл врага.
Во всех действиях Верховного командования ощущалось отчаяние. Через несколько часов после того, как были отправлены «истребительные» батальоны, 14-го рано утром, из Ленинграда последовал неистовый звонок. 41-й немецкий бронетанковый корпус ворвался в Поречье, переправился через реку Лугу, перешел через линию укреплений, захватил плацдарм в Ивановском, внутри советской системы укреплений. Аналогичная попытка в Сабеке была еле-еле отбита курсантами пехотного училища.
Поречье – сердце той позиции, где находилась 2-я дивизия народного ополчения. Опять немцы добрались до оборонительной линии раньше советских войск, 20 немецких танков с ревом пронеслись через Поречье, ворвались затем в Ивановское; а из Ленинграда как раз привезли 2-ю дивизию народного ополчения и первые отряды выбирались из теплушек[92]. Когда они наспех построились, чтобы идти в Ивановское, ударили немцы. Казалось, что стреляют отовсюду. По дороге со скрипом неслись крестьянские телеги, козы блеяли, ржали лошади. Стали падать на землю ополченцы – мертвые, раненые. У кого были винтовки, те отчаянно стреляли, выпрямившись во весь рост, «с плеча», как на стрелковом полигоне. А в ответ немцы били из орудий прямой наводкой. Вскоре загорелся сухой торф, обломки деревьев, и все заволокло клубами дыма.
Если немцы здесь прорвут оборону, то тогда перед ними откроется свободная дорога – 80 километров по шоссе до Зимнего дворца. На всем пути к Ленинграду их некому задержать: ни одного сформированного подразделения, ни одной оборонительной позиции с войсковым составом.
Из Ленинграда Бычевскому приказали по телефону немедленно явиться к главнокомандующему, имея при себе роту саперов. Ему также сообщили, что отправляют грузовиками 1000 мин. Он собрал 106-й саперный батальон и окружным путем, чтобы избежать нападения немецких пикирующих бомбардировщиков, через пять часов домчался к штабу. Там было все командование Ленинградского фронта, в том числе генерал Попов и маршал Ворошилов.
На открытом холме в 500 метров от Ивановского два командира стояли и смотрели, как после неудачной контратаки отступает в беспорядке 2-я дивизия народного ополчения.
Советская артиллерия била снарядами по центру Ивановского, избы взлетали в облаках дыма. Бычевский увидал в бинокль немецкие танки, сквозь дым продвигавшиеся на край деревни, их страшные орудия извергали пламя. Перед избами метались все еще привязанные к перекладинам заборов козы. Ворошилов хмуро поздоровался с Бычевским, резко заявив: «Саперы всегда опаздывают!», потом отвернулся и, не обращая внимания на рвущиеся поблизости снаряды, свистящие в воздухе осколки, долго глядел на поле боя.
Бычевский услышал разговор пулеметчиков:
«Это он, Ворошилов! Клим!»
«Гляди, стоит, как будто врос в землю».
«Мать сказывала, что есть люди, заговоренные от пуль».
«Так то от пуль. А это снаряды!»
Ворошилов был недоволен увиденным. Он хотел знать, почему артиллерия бьет по опустевшей деревне в то время, когда танки немцев уже находятся в ее окрестностях? Попов стал объяснять, что артиллерия не успела произвести разведку, но внезапно смолк. И прежде
