Сам генерал Кузнецов уже полностью утратил контроль над событиями. Командир, знавший его по Военной академии имени Фрунзе, теперь узнавал его с трудом. Другой его старый друг сказал, что он «страшно изменился». В академии это был человек безукоризненно подтянутый, гладко выбритый, ухоженный, а теперь – измученный, опустившийся, помятый, лицо бледное, покрасневшие глаза. Приказы он отдавал раздраженным тоном, в случае невыполнения угрожал подчиненным трибуналом.

В довершение всего он был ранен в ногу – рана была несерьезная, но болезненная, разрыв тканей, это мешало передвигаться и еще в большей мере мешало сосредоточиться в беспорядочной круговерти военных событий.

В такой ситуации он получил один из тех противоречивых приказов, которые так часто поступали из Москвы. Приказ был от Главного командования, предписывалось одновременно удержать линию фронта на Двине и создать надежную оборону на реке Великой, на базе старых укреплений в районе Пскова и Острова. Он приказал 8-й армии отойти назад к Пскову и Острову. 27-я армия должна была держать оборону, пока не будет создана новая оборонительная линия на реке Великой, а затем отойти в укрепленную зону.

Командиры приступили к осуществлению приказов. Часа в 2 ночи 2 июля командиру 21-го бронетанкового корпуса генералу Лелюшенко его начальник генерал-майор А.Е. Берзарин, командующий 27-й армией, приказал: «Крепко держи фронт, отступай только в самом крайнем случае, смотри, чтобы немцы нигде не прорвались и не разъединили части 27-й армии».

Лелюшенко полностью с ним согласился. А позднее, в 8 часов утра, поступил новый приказ, генерал Берзарин предписывал 21-му корпусу перейти в наступление, «ликвидировать германские позиции на северном берегу Западной Двины и вновь занять Двинск».

Лелюшенко тогда показалось, что снова генерал-полковник Кузнецов «ошибочно оценил действительное положение». Для такого мероприятия у 27-й армии не было ни людей, ни вооружения, ни топлива. 9 немецких дивизий находились в готовности к наступлению.

А дело в том, что Кузнецов перечитал точную формулировку приказа, полученного из Москвы: «Крепко удерживать линию обороны вдоль Двины». Войска его уже давно не удерживали на Двине линию обороны, они отступили. Педантично стараясь выполнить указания Москвы, он отдал приказы, «которые не отражали, – как заявляет официальная советская история, – действительное положение и условия войск, а также фактор времени и связанные с ним реальные возможности».

Лелюшенко действовал, как любой хороший командир действовал бы в подобной ситуации. Он не спешил переходить в наступление. Все равно ничего не изменится. Примерно в полдень немцы начали наступление, бросив против него 8-ю бронетанковую дивизию, 2-ю моторизованную, 290-ю и 121-ю стрелковые и дивизию СС «Мертвая голова». Лелюшенко отступал с тяжелыми боями. Предприми он тогда наступление, его войска были бы сметены. Он и так потерял половину личного состава и вооружения, у него осталось всего 4000 человек. Но он продолжал наносить немцам тяжелые потери. Свою разгромленную 42-ю дивизию он разместил в маленьком городке Дагда, тщательно замаскировав. И когда передовые отряды дивизии «Мертвая голова» вступили в городок, он бросился на них неожиданно из засады: несколько сот фашистов было уничтожено. 42-я дивизия до 3 июля продержалась на рубежах возле Дагды. Но затем 41-й немецкий моторизованный корпус, нанеся удар 27-й армии около Резекне в 104 километрах к северо-востоку от Двинска, прорвал ее правый фланг. Генерал-лейтенант Акимов отогнать немцев не смог, ему пришлось отступить в направлении Карсавы и Острова.

3 июля вечером Лелюшенко приказал 185-й и 46-й дивизиям отступить к Лудзе и Лаудрею. 42-я с трудом вышла из боя, но в это время предпринял контратаку грозный Горяйнов и прорвался на командный пункт 121-й германской дивизии, входившей в 16-ю армию. Был при этом убит немецкий командующий генерал-майор Лансель.

4 июля 21-й корпус еще держался на рубеже Лудза – Лаудрей, затем отступил к Себежу и Опочке. На пути отступления были бескрайние болота, торфяники, густые лесные заросли. И вечером 5-го июля по приказу командующего 27-й армией генерала Берзарина 21-й корпус начал отходить к прежней советской границе, к линии вдоль рек Леж и Синяя.

Наступил вечер 6 июля, они все еще вели бои за Опочку, отражая яростное наступление, которое 185-я дивизия встретила новой контратакой. В тот же день 21-й корпус (остатки той военной части, которая 11 дней назад начинала военные действия) получил приказ выйти из боя, чтобы отправиться на переоснащение в резерв. Но эти уцелевшие войска были так поглощены боем и находились в такой близости от немцев, что вывести их было невозможно. До возвращения в Москву за новым назначением Лелюшенко еще почти месяц вел бои.

Теперь немцы могли перейти от линии Псков – Остров – Опочка, почти последнего естественного рубежа, к прямому наступлению на Ленинград. В сравнении с графиком Гитлера они задержались, но совсем ненамного.

Ситуация развивалась катастрофически, и Москва решила направить 3-й корпус из внутренних резервов на фронт и попытаться создать новую линию на реке Великой, примерно от Пскова на Остров и затем до Опочки, в 200–400 километрах к юго-западу от Ленинграда. Но еще до того, как войска прибыли на позиции, разбитые части 27-й армии отступили на юго-восток, и 5 июля фашисты захватили Остров, а 9 июля – Псков.

За 3 недели из 31 дивизии Северо-Западного фронта 22 потеряли свыше 50 % своего состава, многие в первые же дни боев. Это вполне сопоставимо с потерями на других фронтах. К этому времени было уничтожено 28 советских дивизий – они больше не существовали – и свыше 70 дивизий потеряли 50 % личного состава. К 28 июня командир 2-го пехотного корпуса 13-й армии Западного фронта доложил, что боеприпасов нет, топлива нет, еды нет, транспорта для снабжения или эвакуации нет, что также нет ни госпиталей, ни указаний, куда вывозить раненых. И эта ситуация была типична. К 29 июня Западный фронт потерял 60 важных складов снабжения, из них 25 топливных, 14 продовольственных и 3 по обеспечению бронетанковых и механизированных частей[84]. Он потерял свыше 2000 вагонов военного снаряжения (30 % общего количества), 5000 тонн топлива (50 % резервов), 500 вагонов механизированных материалов, 40 тысяч тонн фуража (половину всего запаса) и 85–90 % госпитальных и инженерных ресурсов.

К этому времени был отстранен от командования генерал Кузнецов. Он всего девять дней возглавлял Северо-Западный фронт, и после ранения ему приказали передать свой пост генерал-майору Собенникову, командующему 8-й армией. Был такой беспорядок, что оба генерала сумели встретиться лишь через четыре дня, чтобы передать командование.

Почему же Северо-Западный фронт, отодвинутый от Ленинграда, так быстро развалился? Почему все время отступали войска генерала Кузнецова?

«Командующий