суде, в честной схватке. Все мужчины, которых обвиняли в преступной связи с Анной, продолжали решительно заявлять о своей (и ее) невиновности, за исключением одного лишь несчастного Смитона. Когда Анну переправляли на барже в Тауэр, она лелеяла тщетную надежду, что король делает это только для того, чтобы «испытать» ее: такие проверки составляли вполне распространенный сюжет куртуазной традиции. Ей еще предстояло узнать, что третьим мужчиной, с которым ее связывало обвинение, был ее брат Джордж Болейн.

На влажных ступенях Тауэрских ворот Анна упала на колени со словами: «Иисус, помилуй меня». Констебль Тауэра сэр Уильям Кингстон свидетельствовал, что в этот момент «нескончаемые рыдания» сменились «громким смехом». Она спросила, бросят ли ее в темницу, но ее поместили в королевские апартаменты, подготовленные к коронации. Там она начала лихорадочно вспоминать все свои последние действия, постоянно находясь в окружении дам, специально приставленных, чтобы ловить каждое слово, которое могло ей навредить.

Впрочем, остроумие ее не покинуло – лишь приняло оттенок исступления. Спросив, кто заправляет постель мужчинам, заключенным в тюрьму из-за нее, она выдала каламбур: если сами не умеют заправлять кровать, им лучше книжки открывать. Одна из приставленных надзирательниц (ее тетя Энн Шелтон) на это кисло заметила: «Ваше увлечение сказками из этих самых книжек и привело вас сюда». В отчаянном безрассудстве она даже рискнула испытать приписываемые ей колдовские способности, пообещав, что, если она умрет, в Англии семь лет не будет дождя (семь – магическое число).

Большинство историков утверждает, что считать Анну виновной в прелюбодеянии (не говоря уже о колдовстве) безосновательно. Помимо всего прочего, ее предполагаемые любовники попросту не находились в указанное время в одном месте с ней. Но действительно ли Генрих поверил обвинениям? Ход событий свидетельствует о внезапном и сокрушительном откровении – но, поскольку для Генриха слишком нехарактерно было бы цинично приказывать Кромвелю сфабриковать дело против Анны, легче все же представить, что он до некоторой степени сам убедил себя в них поверить.

Как только Генрих мысленно вышел на след, его упрямство уже не давало усомниться в своей правоте. Однажды Уолси предупредил другого советника, чтобы тот тщательно проверял, «какие мысли вы вкладываете ему в голову, ибо вам никогда больше не удастся их оттуда извлечь». Какие же установки, таившиеся в психике Генриха, позволили ему так кардинально и с такими разрушительными последствиями изменить отношение к женщине, которую он любил?

Король имел обыкновение внезапно отвергать своих бывших фаворитов – среди них Екатерина и Уолси, – возможно, наряду с карательным импульсом, усилившимся из-за итога его прежних отношений. И хотя на протяжении пяти столетий Генриха VIII постоянно осуждали за бессердечие, разрыв с Анной горько и болезненно ранил его в самое сердце. Даже в обвинительном акте ей вменялось в первую очередь предательство любви, а уже потом нарушение брачных законов. В нем утверждалось, что в глубине души она никогда по-настоящему не желала быть с королем.

И все же история падения Анны проливает свет на еще одну истину как о Генрихе, так и о куртуазной любви в целом. В конечном счете у короля был роман с самим собой: и это, похоже, можно отнести ко всем его предшественникам – почитателям рыцарских романов. Идея о том, что женщина может обладать властью в отношениях, была не более чем иллюзией, зыбкой, как утренний туман, растаявший на солнце.

Тем не менее рыцарские легенды вполне могли стать еще одним важным фактором в этой истории, укрепив доверие Генриха и усыпив его бдительность. Да, Генриха предали его жена и друг Норрис – что ж, с королем Артуром случилось то же самое, и это никоим образом не умаляло его величия. Похоже, из ухажера Ланселота Генрих превратился в уязвленного Артура… Впрочем, легенды о короле Артуре несли в себе еще один убедительный урок.

Когда в романе Мэлори из-за любви Ланселота и Гвиневры распадается рыцарское братство Артура, он сожалеет о потере друзей-рыцарей больше, чем об утрате своей королевы, и заявляет, что всегда сможет завести другую жену. В случае Генриха, учитывая все то, что произойдет дальше, это звучит как пророчество.

Прежние придворные теперь были арестованы. Фрэнсис Уэстон, раньше флиртовавший с кузиной Анны, Мэдж Шелтон, получил упрек от королевы и заявил, что ему больше нравится другая дама из покоев Анны. Когда Анна спросила его, кто же она, он ответил: «Это вы». Такой поворот был вполне в русле куртуазной традиции – практически идентичный сюжет о том, как королева Гвиневра спрашивала рыцаря, в кого из ее свиты он влюблен, и получала тот же ответ, появился в прозаическом романе о Ланселоте на несколько столетий раньше. К ней не должно было возникнуть никаких вопросов, особенно когда Анна «отвергла» поклонника, поставив его на место. Но если воспринимать случившееся слишком буквально, ситуация могла обратиться против нее. Что ж, на протяжении своей истории куртуазная любовь представляла собой мечту и испытание, шутку и возможность. Теперь в руках Кромвеля она стала инструментом.

К Уэстону, Норрису и Смитону в Тауэре присоединились и другие мужчины из ближайшего окружения Генриха: камергер опочивальни Уильям Бреретон, Томас Уайетт и Ричард Пейдж (эти двое в итоге были освобождены без предъявления обвинений) и даже брат Анны Джордж Болейн. Тема инцеста фигурирует и в артуровских легендах: Мордред, вызвавший крах Камелота, нередко изображается плодом невольного инцеста Артура с его сводной сестрой Морганой ле Фэй, да и самому Мордреду часто приписывают кровосмесительное сближение с Гвиневрой. Но участие Джорджа в скандале с королевой усиливало степень мерзости вменявшихся Анне преступлений и устраняло еще одну угрозу на пути Кромвеля.

Историк Рета Варнике установила широко обсуждаемую связь между позднейшими сообщениями католических хронистов о том, что в январе у Анны случился выкидыш «бесформенной массы плоти», и современными убеждениями о том, что такие греховные практики, как инцест или колдовство, могут приводить к уродству плода. Исследовательница предположила, что именно это заставило Генриха отвергнуть Анну. А Николас Сандерс высказывал идею, что Анна обратилась к брату с просьбой стать отцом ребенка, которого Генрих не сможет обеспечить. Впрочем, Сандерс выкрутил градус инцеста до предела, объявив Анну собственной дочерью Генриха от ее матери, Элизабет Болейн.

12 мая Норрис, Уэстон, Бреретон и Смитон предстали перед судом в Вестминстер-холле по обвинению в государственной измене. Все четверо неминуемо были признаны виновными и приговорены к смертной казни как предатели. 15 мая Анна и Джордж Болейны предстали перед судом из 26 присяжных.

Анне было предъявлено обвинение в 20 актах прелюбодеяния, три из которых включали в себя кровосмешение, а также в предательстве, заключавшемся в заговоре с целью убийства короля. В предварительном обвинительном заключении утверждалось, что она, «ежедневно следуя