указанное дело», но при этом из контекста становилось ясно, что разрешение на это он, скорее всего, получил от Генриха. Если бы Кромвель теперь воспринимал Анну как своего врага, это был бы опасный враг: женщина, которая, по мнению многих, отстранила от власти его бывшего господина Уолси. По незабвенному выражению великого биографа Анны Болейн Эрика Айвза, она «стала лидером оппозиции». Но падение Анны спасло бы Кромвеля только в том случае, если бы оно также привело к падению других членов фракции Болейнов. И, как это часто бывало в придворной политике, члены двух групп с кардинально разными интересами на короткое время стали попутчиками. 3 марта членом Тайного совета был назначен Эдвард Сеймур: теперь у него (и, следовательно, у его сестры Джейн) были покои с легким доступом к покоям Генриха.

2 апреля 1536 года Джон Скип, альмонарий Анны, произнес перед тайными советниками проповедь о том, как Аман, злобный советник библейского царя Артаксеркса, почти убедил того в необходимости массового убийства евреев, и только жена Эсфирь смогла его отговорить. В Амане легко было узнать Томаса Кромвеля. Анна тоже, очевидно, знала, что существует опасность, которую нужно предотвратить, и не в ее характере было отступать от намечающейся конфронтации. Но на этот раз привычка сослужила ей дурную службу.

По жутковатому совпадению, день, когда события достигли максимального накала, оказался последним днем апреля – канун легендарного Первомая. В этот день между Анной и Генрихом произошел открытый конфликт: Александр Алезиус позже рассказывал Елизавете I: «Ваша набожнейшая мать, с Вами, еще совсем маленькой, на руках, заклинала о чем-то светлейшего короля, Вашего отца, из открытого окна… их лица и жесты недвусмысленно свидетельствовали о том, что король был разгневан».

В тот же день Анна умоляла одного из придворных по имени Генри Норрис поклясться перед ее капелланом, что она «женщина благопристойная». Зачем это было нужно? Норрис («нежный Норрис», как называл его Уайетт) был довольно видным вельможей при дворе: он входил в ближайшее окружение Анны и служил королевским камергером стула – одним из тех приближенных, которым Генрих доверял больше всего. Кроме того, он был одним из главных членов фракции Болейнов и, следовательно, потенциальной целью намерений Кромвеля.

Накануне, беседуя с Норрисом о нерасторопности его ухаживаний за Мэдж Шелтон, Анна бросила фразу: «Вы будто ждете у моря погоды. Ведь если бы с королем случилось несчастье, вы бы желали заполучить меня в жены». Похоже, Анна начала терять хватку в легкомысленной куртуазной игре. В анонимном средневековом романе «Идер» король Артур требует у Гвиневры сказать ему, за кого она выйдет замуж, если он умрет. Когда она признается, что предпочла бы Идера, Артур собирается его уничтожить. Что еще важнее, в соответствии с Актом об измене, введенным Генрихом в 1534 году, любые слова, предполагавшие причинение вреда королю, считались предательством.

В тот же решающий день 30 апреля Генрих решает отложить запланированную поездку в Кале с Анной. Однако в противовес этому решению официальное объявление гласит, что поединки в честь Первомая все равно должны состояться под председательством короля и королевы, как обычно. Первомай – праздник куртуазной любви. Уайетт посвятил ему такие строки:

Эй, вы, кому удача ворожит,

Кого любовь балует, награждая,

Вставайте, хватит праздновать лентяя,

Проспать веселый праздник мая – стыд!

Забудьте несчастливца, что лежит

На жесткой койке, в памяти листая

Все огорченья и обиды мая,

Что год за годом жизнь ему дарит[175].

На том турнире Джордж Болейн был капитаном одной команды, а Генри Норрис – другой. Николас Сандерс свидетельствовал, что Анна бросила Норрису носовой платок, чтобы тот вытер пот со лба, что окончательно убедило Генриха в измене. События обретали драматический оборот: получив сообщение о произошедшем в разгар турнира, Генрих внезапно покинул праздник. Анна, скорее всего, и понятия не имела, что видела мужа в последний раз.

Вполне возможно, что в тот же день – как будто ему было мало новостей – Генриху доложили о признании придворного музыканта Марка Смитона. Ибо 30 апреля произошло еще кое-что: Смитона доставили в дом Кромвеля для допроса, и он признался – или похвастался, – что трижды занимался сексом с королевой.

Обвинение было из ряда вон выходящим: возможно, из Смитона (более уязвимого, чем высокопоставленные джентльмены из окружения Анны) могли выбить признание силой или подвергнуть его пыткам. Происхождение Смитона точно неизвестно, лишь ходили слухи, что он родился во Фландрии в семье плотника и швеи.

Возможно, сама Анна непреднамеренно запустила катастрофическую череду событий, из-за которых она и несколько человек из ее ближайшего окружения покатились по наклонной к бесчестию и смерти. Позже на допросе она рассказывала о недавней беседе с Марком, из которой становилось ясно, что он тосковал по ней в лучших куртуазных традициях, а она резко упрекала его, что он, простой слуга, не имеет права играть в эти игры.

В анонимной испанской «Хронике» приведена выдуманная непристойная история, в которой (как и в других образцах католической пропаганды) Анна изображается этаким сексуальным агрессором. «Хроника» живописует, как Марк прятался голым неподалеку от опочивальни Анны, в чулане со сладостями, а та требовала у пожилой служанки по имени Маргарет принести ей мармелада, и это служило сигналом, чтобы она приводила Марка.

Поколение за поколением сочинители песен и стихов на почтительном расстоянии тосковали по дамам, подчиняясь давней художественной традиции куртуазной любви, и никто думать не думал о непристойностях. Как мечты и вздохи в розовом саду превратились в грязные намеки на сводничество и мздоимство, на грубые и стремительные тайные совокупления? Может быть, история Анны – это лишь частный трагический случай, вызванный крайней степенью неуместности безродного Марка? Или вся фантасмагория куртуазной игры в конце концов потеряла свой притягательный флер?

В других источниках также упоминаются обвинения, выдвинутые против Анны другими членами ее семьи, в том числе ее невесткой Джейн Рочфорд, женой Джорджа Болейна. Когда в распущенности обвинили леди Вустер, она воскликнула, что ее недостатки ничто по сравнению с пороками королевы; леди Уингфилд на смертном одре тоже призналась в том, что ей было известно. Но именно признание Смитона содержало сведения, которые требовались Кромвелю. 2 мая, на следующий день после праздничных поединков, Анну вызвали на допрос в Тайный совет под председательством ее же дяди, герцога Норфолка. Там ей было предъявлено обвинение в супружеских изменах, которые она совершила в отношении короля Генриха со Смитоном, Норрисом и еще одним человеком.

Норриса король перехватил еще по дороге с первомайского турнира, пообещав ему помилование, если он сознается в содеянном. Тот предложил доказать свою невиновность в