впервые были присоединены к оси мельницы, приводимой в движение ветром. Кроме того, конструкция была значительно усовершенствована. Коленчатый вал имел не один, а два или три (порой даже четыре) выступа, благодаря чему мог придавать возвратно-поступательное движение сразу нескольким пилам, эти выступы располагались под определенными углами один к другому (120° для трехходового коленчатого вала), что давало лучшее распределение веса и обеспечивало более равномерное движение коленчатого вала. Соответственно, количество пильных рам на каждую установку повысилось до двух или трех, благодаря чему можно было производить одновременно распиловку нескольких бревен или брусьев; рамы оснащались различным количеством пильных полотен, что позволяло выпускать доски разной толщины. Передаточный механизм стал сложнее. По изначальной конструкции Корнелиса вся лесопильная установка была соединена с пустотелой цельноповоротной мельницей, но находилась снаружи, позднее ее стали размещать в восьмиугольную мельницу с поворотным шатром или устанавливать на большой платформе под крышей трапециевидной формы (paltrok). В отличие от мельниц с поворотным шатром, эти paltrokmolen, предназначенные для распиливания хвойной и дубовой древесины, целиком поворачивались лицом к ветру по кирпичному цоколю посредством большого кольца из катков, устроенного под пильной платформой. Эти последовательные усовершенствования, внедрявшиеся впервые, по большей части в Заанстрике, были в основном завершены к 1630 г. В результате физическая производительность лесопилок значительно выросла: теперь для распиловки 60 брусьев или бревен требовалось всего четыре-пять человеко-дней. К тому же распиловка шла точнее и аккуратнее, чем прежде[629].

Эти нововведения широко внедрялись в практику. Как только срок действия патентов Корнелисзона истек в 1610 г., количество ветряных лесопилок стало быстро расти. В 1630 г. в Голландии их стало 86, а в 1731 г. – не менее 448. Хотя первые ветромеханические лесопилки появились в Ётгесте и Алкмаре, ведущим центром лесопильной промышленности Соединенных провинций стал Заанстрик. В 1630 г. на берегах Зана работали 43 ветряные лесопилки, а через 100 лет – 256. Второй центр сложился в Амстердаме[630]. Хотя после 1740 г. лесопильное производство в долине Зана пошло на спад, отрасль в целом сохраняла свои позиции. Общее количество ветряных лесопилок в Нидерландах около 1800 г. все еще превышало 430. Главное новшество в XVIII в. состояло в том, что лесопильная промышленность в ответ на изменения регионов поставок леса и основных факторов спроса более равномерно распределилась по территории Голландской республики. Если в Заанстрике количество лесопилок упало до 144 в 1795 г., то в Зеландии, Гронингене и Фрисландии оно выросло от почти нуля в 1720-х гг. до соответственно 11, 36 и 40 около 1800 г.; эти предприятия появились в Южной Голландии и в других регионах Соединенных провинций[631]. Что касается технологии, то она в Нидерландах больше не менялась вплоть до XIX в.

Технология дистилляции спирта начала меняться позднее. Почти на всем протяжении XVII в. эта отрасль была представлена только мелкими заведениями, разбросанными по самым разным городам и продававшими на местных рынках дешевый низкокачественный продукт перегонки зерна (korenbrandewijn)[632]. Тем не менее к 1770-м гг. спиртное стало одним из основных по стоимости экспортных товаров. По оценочным данным, 85 % всего произведенного «голландского джина» (jenever) уходило за рубеж. Большое количество jenever продавали во Францию, Англию, Испанию, Вест-Индию, Северную Америку и отправляли на кораблях Ост-Индской компании[633]. Винокурение сочли настолько важным для благополучия страны, что Генеральные штаты в 1776 г. запретили, во-первых, экспорт котлов, шлемов, змеевиков и другого оборудования, используемого в процессе перегонки, и, во-вторых, работу граждан Республики на винокурнях за рубежом[634]. А как же инновации?

В винокуренной промышленности, в отличие от лесопильной, «шумпетерский» рост имел лишь второстепенное значение. Поначалу более важными факторами были протекция и местоположение. С конца XVII в. внутренний рынок korenbrandewijn отечественного изготовления был закрыт от зарубежных конкурентов – прежде всего, французов, чья продукция представляла собой результат перегонки вина, – благодаря вводу Генеральными штатами с 1670 г. строгих протекционистских мер. Эти меры приняли постоянный характер в 1725 г., когда все иностранное крепкое спиртное обложили высокими ввозными пошлинами. Протекционизм определенно помог отрасли. Во время каждого военного конфликта между Францией и Нидерландами производство джина в последней демонстрировало лихорадочный рост[635]. По мере роста отрасли она пришла к концентрации. Если в Веспе, Лейдене, Дордрехте, Делфте и Амстердаме в XVIII в. почти или совсем не осталось винокурен, то в трех главных портовых городах в устьях реки Маас (Роттердаме, Делфсхавене, Схидаме) после 1700 г. наблюдался значительный рост выпуска продукции и количества перегонных кубов и предприятий. Схидам дал свое имя сорту можжевеловой водки («шидам»). К началу 1770-х гг. в Роттердаме действовали 22 винокурни, столько же в Делфсхавене и 122 в Схидаме. В середине 1790-х количество винокурен выросло соответственно до 40, 32 и 188. 341 перегонный куб работал в Схидаме в 1772 г., 563 – в 1795 г.[636] Часть успеха винокуренного дела в этих портовых городах заключалась в их благоприятном местоположении. С одной стороны, эти города имели легкий доступ к регулярному импорту необходимых ресурсов. Если пивные дрожжи, часть зерна и топлива (торф), использовавшиеся в винокуренном деле, поставлялись из Нидерландов, то большая часть ржи – из Прибалтики и Южных Нидерландов, большая часть солода и часть топлива (уголь) ввозились из Англии, а основные ароматические ингредиенты – из Рейнской области. С другой стороны, расположение городов в устье Мааса благоприятствовало отправке конечного продукта на заморские экспортные рынки[637].

Наряду с пространственной концентрацией произошли и организационные изменения, позволявшие еще выгоднее использовать преимущества местоположения. Хотя подавляющее большинство винокуренных предприятий оставались мелкими, с небольшим числом работников, скудным оснащением из нескольких перегонных кубов и минимумом прочего оборудования, в XVIII в. происходит своеобразное разделение труда, с одной стороны, между винокурнями, расположенными в основном в Схидаме, где изготавливался основной продукт (moutwijn), и предприятиями, специализировавшимися на переработке moutwijn в более дорогие крепкие напитки (jenever или ликер) и реализации готовой продукции на зарубежных рынках. В конце XVIII в. 90 % всех спиртных напитков, экспортировавшихся из портов в устье Мааса, проходили через Роттердам, притом что в этом городе находилось менее 20 % предприятий и перегонных кубов региона. Таким образом, эффект от относительной дешевизны рабочей силы в Схидаме складывался со щедрыми капиталовложениями и опытом маркетинга торговцев Роттердама[638].

Возраставшее значение этапа переработки указало наконец на роль технологий. Метод производства немного, но изменился. Скудные данные свидетельствуют о том, что конечный продукт, получавшийся в 1700 г., отличался по вкусу от стандартного продукта, который производили в 1600 г. Роберт Хеннебо, хозяин «Золотого руна Джейсона» (Jason’s Golden Fleece) в Амстердаме, в 1718 г. опубликовал панегирик голландскому джину под названием «Хвала можжевеловой водке» (jeneever)[639]. Если бы какому-нибудь голландскому землевладельцу пришло в голову спеть хвалу джину столетием