видневшуюся впереди скалу – цель моего бега, но она оставалась все тем же маленьким черным пятнышком около самого горизонта. Потом она стала вырисовываться яснее и расти, и, наконец, я был уже близко. Я увидел палатку, из которой вынырнуло несколько черных точек, построившихся затем в ряд и стремительно скатившихся вниз по снежному склону.

Это были люди, оставленные при палатке. Нескольких слов было достаточно, чтобы заставить их отвязать большой канат и приготовить длинную штангу. Моя просьба зря не скулить была уважена. Я бросился к керосиновой кухне и натопил немножко снега, чтобы утолить свою ужасающую жажду. Потом все мы – Галлер, Суссих, Лукинович и я – поспешили обратно к леднику Миддендорфа.

Экспедиция наша совсем разложилась. Палатка и провизия остались без охраны; люди, собаки и снаряжение были рассеяны на огромном пустынном пространстве. Два с половиной часа потратили мы на обратный путь. Страх за судьбу Заниновича окрылял меня, и мои спутники едва поспевали за мной. Я останавливался, в то время как они подкрепляли себя каплей рома. В самом начале дороги мы повстречали Орела, много дальше – Клотца. Оба они направлялись к мысу Шрёттера, но первый из них должен был сразу же повернуть обратно, а второй намеревался там остаться.

Достигнув области айсбергов, я подобрал часть за частью всю свою одежду. Перед подъемом на ледник все мы привязались к канату. Я шел впереди. Сердце у меня щемило при приближении к месту катастрофы. С того момента прошло четыре с половиной часа, за которые было пройдено три немецких мили.

Черная пропасть зияла перед нами. Ни звука снизу. Я лег на край и закричал. Сначала – тишина, потом я услышал скуление собаки и вслед затем какие-то непонятные слова. Моментально спустился на веревке Галлер. Он нашел Заниновича еще живым, но совсем окоченевшим. Бедняга стоял на узком выступе ледяной стены на глубине 40 футов.

Галлер спешно освободился от каната и привязал к нему Заниновича. С большим трудом вытащили мы его наверх.

Он был в состоянии оцепенения и не мог говорить. Мы встретили его с шумной радостью и дали ему немножко рома, чтобы разогреть замерзшее тело. Занинович показал прекрасный пример чувства долга и дисциплинированности, потому что первые слова матроса, спасенного от жуткой смерти, состояли не в жалобе, а в благодарности за помощь и в просьбе простить ему, что он позволил себе, чтобы немного согреться, воспользоваться некоторым количеством рома из скатившегося к нему бочонка.

Затем настала очередь собак. Каким-то непонятным образом умные животные освободились из своих ошейников и из висячего положения и с удивительной ловкостью перепрыгнули на узкий выступ, где стоял Занинович. Галлер нашел всех троих тесно прижавшимися друг к другу. Порази- тельно было их легкое отношение к очевидной опасности, а может быть еще удивительнее огромное доверие к нам, так как, по словам Заниновича, собаки все это время спокойно спали, и сам он очень боялся случайно толкнуть их, чтобы не сбросить в зияющую пропасть.

Галлер привязывал собак к канату. С не меньшим напряжением тащили мы каждую из них и поднимали на поверхность ледника. Свою радость по поводу спасения собаки выражали тем, что сначала основательно валялись в снегу, а потом подбегали к нам и лизали руки.

Затем мы подняли Галлера на десять футов выше, чтобы он разрезал веревки, которыми был привязан груз к нартам. По очереди вытаскивали мы наружу предмет за предметом. В этой работе принимали участие все, включая Орела, который только что прибыл. Только к 10 ч вечера мы извлекли весь груз на поверхность ледника, за исключением некоторых менее ценных предметов, обрушившихся в пропасть.

В полночь мы оставили ледник и область айсбергов и вскоре добрались до мыса Габермана. Здесь мы легли и уснули в обществе собак. Ночь провели в высшей степени неспокойную. Торос настойчиво совал мне мохнатые лапы, похожие на щетинистые кисти, прямо в лицо.

Утром 11 апреля (−13,5°) мы поднялись очень рано, мучимые страшной жаждой. Нам казалось, что целого ручья воды едва ли хватило бы, чтобы утолить ее. Галлер, Суссих и Лукинович покинули нас еще ночью и ушли на мыс Шрётттера. Перед уходом Галлер убедительно просил меня возвращаться возможно скорее; последнее происшествие, видимо, очень обеспокоило людей.

Впрочем, мы должны были считать себя удачниками, так как могли беспрепятственно продолжать путешествие. При этом пришлось, конечно, отказаться от пути через ледник и направиться по окольной дороге к западному побережью Земли Рудольфа. Вдоль него мы пошли снова на север. Достигнув мыса Бророк, мы произвели наблюдение, показавшее 81°45′ с. ш. День стоял удивительно ясный, и теплые солнечные лучи освещали вершины гор. Еще месяц назад они были покрыты ледяной коркой футовой толщины, сейчас лед и снег исчезли, и из-под них выступили голые долеритовые скалы. В северо-западном направлении мы не видели ничего, кроме сплошного льда. Даже с помощью трубы теодолита я не мог с уверенностью распознать землю, которую усматривали зоркие глаза Орела. B арктических районах часто случается, что далекие туманы, едва поднимающиеся в холодном воздухе над поверхностью морей, принимают вид гористой страны. Они бывают отграничены от небосвода резкой чертой, что еще больше усиливает сходство их с землей. Легче всего принять облачные образования за выходы далеких ледников.

Мы выбрались наконец на гладкий, хоть и бугристый, береговой лед. Продвигаясь вдоль самого берега, мы испытывали чувство сильного подъема от сознания счастливого конца нашего вчерашнего приключения. Поднятию настроения очень содействовало все возрастающее великолепие окружающей нас природы. Только жажда мучила нас, и мы неоднократно останавливались, чтобы натопить себе немного снега для питья. Во время такой остановки в пути наши нарты с поставленным сверху кухонным аппаратом напоминали своим видом маленький пароход.

Дальше дорога начала опять портиться, лед становился все тоньше, появились трещины. Вблизи внушительного мыса Аук[147] лед лежал наторошенными глыбами в виде широких барьеров. В окружающей природе на наших глазах произошла разительная перемена. На севере виднелась широкая полоса водяного неба, и темные облака тумана накатывались оттуда, достигая предгорий Земли Карла-Александра. Под солнцем скопились клубы мутно-желтых испарений, температура поднялась до 10°, тогда как на судне она была в то же время −23°. Дорога под нашими подошвами размякла, при ходьбе мы шумно проваливались в сугробы. Подмеченное нами ранее обилие пролетавших с севера птиц нашло объяснение: здесь мы видели тысячи кайр и чистиков сидящими на скалистых стенах Земли Рудольфа. Чудовищные стаи подымались в воздух, и вся освещенная солнцем земля оживала от страстного гама собравшихся к своим гнездам птиц.