В этих широтах трудно положиться на компас, и только в высшей степени тщательная установка иглы может при отсчете гарантировать точность около пяти градусов. Между прочим нам показалось, что склонение магнитной стрелки значительно уменьшилось с тех пор, как мы покинули судно.

Измеренная в полдень широта показала 81°38′. Даже если допустить ошибку определения от одной до двух минут (солнце просвечивало сквозь облачную завесу), то мы все-таки проникли дальше Хейса, достигшего в 1861 году в проливе Смита 81°35′. Таким образом, мы пробрались на север дальше всех прочих сухопутных экспедиций[146]. В то время мы не могли знать, что американская экспедиция Галля годом раньше достигла 82°9′ на суше и 82°22′ с. ш. на море. В знак победы мы подняли во время послеобеденного марша наш флаг.

Окружающий лед представлял собой такое невероятное нагромождение глыб, что нам нередко приходилось, обходя торосы, уклоняться от курса на 45°. С каждым шагом все труднее было тащить поклажу. Больше всего опасались мы, что от постоянных толчков и ударов разобьется железный бидон со спиртом. Поход среди торосов страшно утомляет не только своей трудностью, но и медленностью, с которой он совершается. В этом отношении он хуже похода в пургу, совершаемого по ровной местности.

9 апреля (−10,4°, легкий ветерок с востока) мы до самого обеда все еще тащились через торосистый лед. С вершины одного из айсбергов нашим взорам открылся вид на безбрежное пространство торосистого льда, уходящее далеко на северо-восток. Тогда мы решили свернуть на северо-запад с тем, чтобы приблизиться к Земле Рудольфа. Благородные линии гор этого острова и мощные глетчеры, спускающиеся с них, сегодня впервые предстали перед нашими глазами, ярко освещенные лучами солнца. Мы рассчитывали встретить здесь в прибрежной зоне более ровный лед. Но эта надежда нас обманула, и потому мы направились прямо к острову Гогенлоэ. Мыс Шрёттера на этом острове должен был стать местом разделения экспедиции на группу остающихся и маленький отряд, в задачи которого вошло пересечение ледникового плато Земли Рудольфа и продолжение пути глубже на север. Нам представлялось, что в условиях царившего мороза этот ледник должен быть проходим в неменьшей мере, чем посещенные нами ранее. В полдень широта места составляла 81°37′, вечером этого дня мы достигли мыса Шрёттера. Таким образом, все усилия последних дней пропали даром.

На Крайнем Севере

Сразу после прихода на мыс Шрёттера мы взобрались на вершину этой горы, видимой отовсюду на далекое расстояние. Подъем на нее шел по косогору, заваленному обломками скалы долеритовой породы. Здесь не было снега, местами виднелась скудная растительность, но удивительнее всего была находка заячьих экскрементов. Вид с верхушки горы заставил меня признать совершенно необходимым разделение нас на две партии. Горы Земли Рудольфа, отделенные от нас ровным льдом пролива, были настолько высоки (около 3000 футов), что перебраться через них можно было только на маленьких нартах. Кроме того, среди нашей команды двое так сильно ослабли, что отдых был для них просто необходим.

Австрийский канал, казалось, продолжался дальше на север, но его западное побережье уклонялось влево в районе скалистых мысов Фельдера и Бэма. Синеватые зубцы гор терялись на западе в темной полосе над небосклоном. Полоса эта не могла быть ничем иным, как только водяным небом, указывающим на присутствие чистой воды.

Орел обрадовал меня готовностью принять участие в моей поездке на крайний Север несмотря на то, что у него были воспалены глаза. Предстояло только отобрать для похода наиболее подходящих людей из команды и успокоить остающихся.

Спустившись к подножию скалы, где была разбита палатка, мы нашли наших людей греющимися на солнце.

Я подошел к ним и объявил, что покидаю их на срок от пяти до восьми дней. В случае моего отсутствия в течение более пятнадцати дней им надлежит разрезать пополам нарты и отправиться с достаточным количеством провианта в обратный путь к судну. Затем я опросил всех по очереди, в состоянии ли они остаться одни в этой пустыне. Суссих ответил так: «Если кто-либо из вас тоже останется, тогда я не боюсь».

Под этими «кто-либо из вас» подразумевались Орел и оба тирольца, в присутствии которых никакая встреча с медведем не могла быть опасной. Остальные присоединились к этому заявлению. Клотцу и Галлеру я предоставил самим выбрать, кто из них останется здесь и кто отправится со мной. Галлер сказал Клотцу: «Поди уж ты, ты крепче меня в тяге и лучше переносишь всякие трудности».

Таким образом на месте остались Суссих и Лукинович под начальством Галлера.

, 10 апреля. Памятный день. Господин старший лейтенант решил продвигаться вперед дальше на север только с малой частью путешествующих на нартах. Другая часть, которая была уже несколько ослаблена прежними трудностями, должна остаться у мыса Шрёттера на острове Гогенлоэ, и господин старший лейтенант определил меня командиром этой части оставшихся. Были поделены сани и палатка, а также продовольствие. Я упаковал вещи, и господин старший лейтенант уехал. Я должен ждать здесь до его возвращения, что, вероятно, будет продолжаться семь дней. Ужасное разделение!

Иоганн Галлер

Напутствие наше для них состояло вот в чем: им не следовало отходить больше, чем на триста шагов от лагеря на мысе Шрёттера; по отношению к белым медведям они должны были держаться оборонительного положения, никогда не нападая первыми; времяпрепровождение их должно было состоять в сушке чулок и починке разорванной обуви. В качестве коменданта острова Гогенлоэ Галлер располагал для ориентировки карманным компасом, карманными часами, анероидом, термометром и, наконец, небольшой аптечкой. Если совсем недавно еще доктор Кепес потратил целый час на обучение меня врачебному делу, то я перещеголял его теперь, пытаясь передать Галлеру все свои знания всего лишь за десять минут.

Утром 10 апреля (−12°) мы разрезали нашу большую палатку пополам. Одну половину погрузили на собачьи нарты, другую приставили вплотную к отвесному обрыву горы, устроив таким образом нечто вроде хижины. Перед отправкой каравана через пустыню основательно поят верблюдов. Мы тоже находились в пустыне, и жажда сильно мучила нас. Охотно последовали бы мы примеру верблюдов, но на долю каждого из нас досталось только по кружке кипятка.

Провизию мы разделили таким образом, что для четверых уходящих – мичмана Орела, Клотца, Заниновича и меня – и двух собак запаса ее должно было хватить на восемь дней. Состоял он главным образом из мороженой медвежатины. Вся поклажа слагалась из 30 фунтов мяса, инструментария, ружья и револьвера – всего