густыми зарослями лишайников, многочисленных также в глубине расщелин скал. Палатку свою мы разбили у подножия горы. С вершины этого острова мы увидели вдруг в трубу теодолита в четырехстах шагах от нас медведя. Он собирался расправиться с Торосом, и бедняга неминуемо погиб бы, если на помощь ему не подоспел бы Сумбу. Медведь тотчас же скрылся где-то в снегу. Мы поспешили к месту происшествия и увидели зимнюю берлогу целого медвежьего семейства. Она состояла из глубокой пещеры, выкопанной в большом снежнике под скалистой стеной. Медведица показалась на мгновение и опять исчезла в своей норе. Нам так и не удалось выманить ее наружу. Впрочем, мы, в свою очередь, тоже не испытывали желания посетить медведицу, пробираясь в ее тесный дом ползком. Засевшая же в берлоге медведица стала забрасывать входное отверстие снегом, по-видимому, с намерением совсем закупорить его.

Жизнь в палатке

Следуя дальше, мы обогнули остров Шёнау, отличающийся красотой башенной структуры слагающей его породы. Под этой стеной мы вырыли в снегу яму глубиной в 4 фута и положили туда двухдневный запас продовольствия и алкоголя, а также немного одежды. При закладке этого депо нам было ясно, что мы рискуем потерять все продовольствие, могущее легко стать жертвой поселившейся так близко от него медвежьей семьи.

К вечеру температура понизилась до −18,5°. Палатка настолько обледенела, будто была сделана из досок. 30 марта температура упала до −24°. Дул сильный северный ветер, и, как только мы оставили палатку, нас окружили вихри густого снега. Они затуманивали поднявшееся над горизонтом солнце, которое окрасило своими лучами в ярко-красный цвет мчавшиеся куда-то снежные потоки. Поход в таких условиях не может быть эффективен. Это сказалось и теперь, когда я велел разобрать палатку сразу после окончания завтрака. Впрочем, так я поступал обычно во избежание излишней задержки. Не все успели вовремя подготовиться к походу и вышли, не закончив одевания. Застегнуться или завязать узел было уже невозможно, так как пальцы моментально коченели на ветру и морозе. Все мы, в том числе и я сам, выступили с импровизированными повязками вместо застежек и пуговиц.

Но продолжать путь в таком виде было совершенно недопустимо, так как это могло привести к самым серьезным последствиям. Поэтому нам не оставалось ничего другого, как расправить скорежившуюся палатку, снова расставить ее и опять залезть в мешки. Расположившись на замерзшей парусине, мы испытывали чувство, будто лежим на холодной металлической доске. Холод и скука сделали такое времяпрепровождение чрезвычайно неприятным. Занинович расправил над нами парус и занялся очисткой от снега стен палатки. Этот во всех отношениях прекрасный человек обладал, кроме того, удивительной стойкостью по отношению к холоду – только он один мог взяться за подобную работу. Орел и я делали напрасные попытки читать захваченный том Лессинга. От чтения пришлось отказаться, так как оба мы с трудом соображали. Мы получали некоторое развлечение, слушая, как далматинцы беседуют с Клотцем по-немецки. Они были вынуждены учиться немецкому языку, так как Клотц не был настолько слабохарактерен, чтобы постараться запомнить хотя бы одно итальянское слово.

31 марта мы продолжали наше продвижение к северу. Погода была ясная, температура −25,5°. В полдень мы всегда делали короткую остановку и съедали порцию супа. В это время измерялась с помощью теодолита меридиональная высота солнца, если только оно было видно. Затем производилась засечка и зарисовка всей видимой земли. На 80°16′ с. ш. мы подошли к участку высоко наторошенного льда. За ним шел более старый лед с большим количеством вмерзших айсбергов. Кое-где виднелись черные базальтовые утесы. Здесь мы потеряли ориентировку, не зная больше, каким путем идти на север. Перед нами открылся проход между мысом Франкфурт и горами Вюллерсторфа. Но воспользоваться им мы могли только в случае, если бы он продолжался в северном направлении. В противном случае правильнее было бы уклониться к востоку вместе с уходящим в эту сторону берегом Земли Вильчека, так как решаться на переходы через ледники можно только в случае крайней необходимости.

Поэтому Галлер и я оставили нарты и пошли налегке к мысу Франкфурт, чтобы с его высоты осмотреть окрестность и выбрать дальнейший путь следования. Тем временем Орел и остальные, напрягая все силы, продолжали тащить нарты. Двигались они в северо-восточном направлении по пути, пролегавшем через тяжелый торосистый лед.

Мыс Франкфурт представляет собой окруженный ледниками высокий (2000 футов) выступ острова Галля. Когда мы взобрались на его вершину, вся земля у наших ног казалась закутанной в розоватый вечерний туман. Стаи птиц вспорхнули с зубцов базальтовой башни; по-видимому, у них здесь имеются гнезда.

C вершины мыса Франкфурт мы увидели, к великой своей радости, широкий пролив, уходящий далеко на север. Он был покрыт большим количеством айсбергов. Границы его где-то очень далеко сливались со смутными очертаниями гористой страны (мыс Тироль). Таким образом достижение 81° с. ш. казалось обеспеченным. Мы определили несколько углов, давших приблизительную ориентировку для продолжения пути. Побережье Земли Вильчека шло дальше в северном направлении, затем стало постепенно все больше отклоняться к северо-востоку. Глубоко внизу чернела точка; она медленно передвигалась в северном направлении. Это была наша упряжка с Орелом во главе. Вид этой ничтожной точки целиком захватил нас; мы вперили взоры в кучку людей, сильных только своей волей, и забыли о величии окружающей нас дикой природы.

С большим трудом спустились мы в наших брезентовых сапогах по крутым ледяным склонам, ступая вдоль отвесных базальтовых стен. Когда мы были внизу, уже ложились сумерки. Надо было торопиться, пока не стемнело, чтобы догнать наших спутников. Мы давно уже не видели их и заметили себе направление по звездам, еще когда были на вершине горы. Шесть миль пробежали мы и настигли наших друзей только около полуночи. Известие, принесенное нами, вызвало большую радость.

1 апреля мы вошли около мыса Ганза в новооткрытый пролив, покрытый тяжелым льдом и окрещенный мною Австрийским каналом. По мере приближения к берегу Земли Вильчека мы все больше убеждались, что восхождение на горы Вюллерсторфа не оправдает себя, так как они оказались расположенными на очень далеком расстоянии от берега. К этому времени полуденная широта показала 80°22′ с. ш. Мало что может быть интереснее открытия новых земель! Каждый предмет, встречающийся на пути, возбуждает фантазию. Воображение дополняет то, что видно простым глазом. Утомляют только длительные однообразные переходы через снеговую пустыню. В такие часы груз кажется невыносимо тяжелым, а цель – недостижимой. Чувство жажды все увеличивается, а ко всем бедствиям присоединяется еще и скука. Люди,